Не верь, не бойся, не жалуйся! – заповедь и есть заповедь!..
Как тебе, вместе со всеми, весело, когда только что привезённый, невидимый, закричит на улице где-то на дворе:
–– Тюрьма-старушка, дай кликушку, не простую, воровскую!
Из каких-то «хат» будут слышаться разные имена:
–– Утюг!
Новенький крикнет, что выбирает такое-то, – и запоёт в благодарность…
Или по «маляве» узнаешь со всеми, что собирается «этап» в такой-то «хате» и просят помочь. Тут тоже надо «ломиться» в дверь:
–– Передайте смотрящему!
«Этапникам» отдают кто чего может: сигареты, одежду, обувь – не зная, то есть, кому…
Не любят тут, когда говорят «пожалуйста», «спасибо» – ни друг другу, ни хотя бы той же симпатичной «пупкарше»…
Но есть традиция – и дарят «марки»: рисунки добросовестные на материи величиной в носовой платок; пастой разноцветной – корабли, цветы, соборы, змеи, бабы, иконы; их на личные праздники передаю по «дорогам»!..
Любят – во всём соревноваться: отжиматься, подтягиваться, играть – играть во что бы то ни было!..
«Тюху» ту белую без корок разминают, добавляют чуть сахару, мнут-мнут-мнут; ещё делают из простыни, вытягивая нити, «тёрку», трут по ней, получается комок для лепки фигур шахматных; для чёрных – прежде добавляют пепел от сожжённых сигаретных пачек; так же – и шашки, чётки; высушишь – пластмассовые они будто…
Чётки не только из хлеба, а ещё из перепиленных на кубичики щёток зубных разноцветных, из одноразовых разноцветных зажигалок. Чётки на нитке в пальцах мечут, постоянно мечут, мечут, беспрестанно, наркоманно: злятся – мечут, радуются – мечут!..
Только бы тебе тут не заболеть… Есть при «крытке» помещение – «больничка: рукомойник, бачок с испражнениями – «параша», её раз в сутки выносят, койки, словно в казарме. Но вот однажды одному твоему «сохатнику» сделали там операцию, а в «хате» у него шов на животе разошёлся, несколько дней он сидел на корточках, держал ладошками внутренности свои, чтоб они не вывалились из живота, в «больничке» той же через несколько дней и помер…
Ты выпросил раз полтаблетки аспирина, так санитарка добавила к ней такую вторую:
–– Для вас одно лекарство – дубина и «Черёмуха».
Есть при «крытке» какая-то специальная группа в зелёных пятнистых одеждах – тоже из тех, кто ходит сюда сам: они в масках – словно в чёрных колготках, натянутых на лица, с дырами для глаз и рта – то в той, то в другой «хате» бьют.
Весь «продол» тогда «ломится», за «продолом» – весь корпус:
–– Прекратите бить!
То же, поверь, и так же, поверь, будут кричать-«ломиться» и тогда, когда будут бить тебя, но тебе, поверишь, будет не до того: будут ведь бить тебя в кровь, лежащего, ногами, по всему телу, зло материться:
–– Лежать!
А потом поволокут куда-то по каким-то проходам, лестницам волоком…
Это будет в тот раз, когда ты случайно окажешься в «хате» с теми, кто вернётся с суда после приговора пьяный и раздерётся между собой.
На другой день, однако, придёт к тебе, по ходу твоего дела, один из тех, кто ходит сюда сам:
–– Мало тебе! Не пошёл в сознанку?!..
Ты ему скажешь так:
–– Убей меня!
Месяца через два вызовет, по твоей просьбе, тебя к себе в «больничку» врач:
–– Покажите побои…
Приспособишься ты не только ходить на «дольняк», выражаться по-тутошнему, но многому другому…
Вот однажды в твоей «хате» один вернулся со «слежки», лёг на «шконку»:
–– До свиданья, ребята! – И лезвием из «мойки» себя по горлу.
