Цветок заранее знал - страница 7

Когда Ёнсок, уснув, прижималась, было приятно. Давно, считай в прошлой жизни, Джинхён отдал бы всё, что есть, за возможность не разлучаться с родственной пройдохой. Им было когда-то хорошо и весело вместе. Но сейчас кроме контракта у старшего нет даже себя, поэтому и отдавать ему больше нечего, надо ебашить.

Музыку, открывающую новый день, подбирал стафф. Через несколько нот Пхан произносит отмену. Если поддаться чужому ритму, пропустишь момент, опасный для позвонков, ни к чему лишний риск, впереди концерт, а после мероприятие в честь… Да кому Джинхён врёт? После концерта частная вечеринка первого отчима Виньен, оскандалившегося недавно члена республиканской Ассамблеи. И вот именно на его приёме красивый мальчик из известной семьи обязан присутствовать в качестве сопровождающего. Да, убейся об стену и будь до конца честен, Джинхён Пхан, ты там эскортница.

Только разыграешься, забудешься, как всевластные взрослые тянут в разные стороны. Очевидно, с годами ничего не меняется.

Репетиция в полной тишине, почему бы и нет?

Обязательства нависают так монументально, как шкаф-секьюрити в самый залипательный час этого утра. Сто́ит закрыть глаза, и над душой пресс ответственности. И некому спину прикрыть. Виньен чувствует себя погребённой, а её старший будто укатывает в асфальт сам себя.

Время, когда движение гибкого тела выражало стремление к мечте, безвозвратно прошло. Но оно было, Пхан хорошо его помнит, и каждый трудный день он вынимает из хранилища памяти ту минувшую искру.

Нынешний биас группы влюбился в танец с февраля две тысячи десятого года, когда был привезён на Бал богатых и знаменитых в каменный Дрезден и там на площади увидел брейк-данс. Группа пацанов собрала вокруг толпы. Джинхён стоял на цыпочках на балконе тогда ещё не заложенных семейных апартаментов, еле доставал переносицей до периллы и просился вниз, он хотел стать частью вольных детей, детей, которым никто не указывал как и куда двигаться. Из-за риска киднеппинга подобная вольность была недопустима, и тогда же Пхан пожалел, что не родился четвёртым, как Виньен. Было бы в семье Пханов больше одного ребёнка, не лежало бы на Джинхёне столько ответственности, она бы на него не давила, не так несносно по крайней мере.

Мальчишки, немногим старше мелкого Пхана, вытворяли сикстеп и бэкспин, элементы с опорой на руки или крутились, лёжа на спине, расставив широко ноги. Джинхён наблюдал. Сегодня он бы смог считать их внятный вызов так: свежая кровь против морализма, бунтарство, превращённое искренностью молодых в изящество. С тех пор рисунок движений часто заменял голос Джинхёну и этот голос не врал. Чувствуя восторг, Пхан, словно принц, благодарил выпадом ноги и торса вперёд. Повзрослев, он выучил термины и их значения, но то, что знаменовало правду тела, стало всего лишь всем известной связкой кика и дропа.

А тогда, трепет от вида разморённой после обеденного сна Ёнсок, милой младшей сестры, с готовностью запускающей старшего в свою комнату, вызывал сокращение стопы и кисти, провоцировал подскок. Сейчас это был бы флекс в цепке с хопом.

Но если поддаться хаотичному ритму пузырьков кислорода, привносящих сумятицу в мысли, то вспоминается, как после завершения ужина, когда семьи сидели, будто манекены в витрине, пухлощёкая Виньен потащила за диван и делилась порцией курочки. Когда воссоздаёшь тот сладковатый вкус и он сочно раскрывается после хруста панировочных сухарей, сопровождаемый восторгом в глазах воришки, то дроп становится всполохом света, отражённым в начищенных до зеркального блеска поверхностях. Отточенность торса вперёд – шаг в порывистое падение, что фонтанирует бликами, расцвечивая сдержанность студийных интерьеров.