За её спиной скрипнула старая садовая дверь. Шаги Александра она узнавала мгновенно – его походка изменилась за последние недели, стала более размеренной, осторожной, словно он постоянно сверял каждый шаг с внутренним метрономом.
– Ты здесь уже три часа, – сказал он, подходя ближе. В руках он держал две чашки с дымящимся чаем. – Решил проверить, не растворилась ли ты в этих бесконечных клумбах.
Она улыбнулась, принимая чашку. Прикосновение его пальцев было тёплым, надёжным. В такие моменты она могла поверить, что всё будет хорошо.
– Я почти закончила, – Роза оглядела свою работу. – Эти саженцы должны хорошо прижиться до холодов. К следующему лету мы сможем собрать первый полноценный урожай для твоих экспериментов.
– Наших экспериментов, – поправил он, садясь рядом на старую садовую скамейку.
С того первого поцелуя в саду прошло почти три месяца. Их отношения развивались медленно, осторожно, как будто оба боялись спугнуть то хрупкое равновесие, которое установилось между ними. Они не говорили громких слов и не строили далёких планов – слишком хорошо знали уязвимость всего живого. Но постепенно их жизни всё больше переплетались, образуя тонкую, но прочную ткань взаимной поддержки.
– Как продвигается твоя статья? – спросила Роза, снимая садовые перчатки и принимаясь за чай.
Глаза Александра загорелись тем особым светом, который появлялся, когда речь заходила о его исследованиях.
– Почти закончил. Данные потрясающие. Помнишь тот эксперимент с твоими экстрактами и микроимпульсами? – Он замолчал на секунду, чтобы отпить чай. – Нейронные культуры показывают рост синаптических связей на сорок процентов выше нормы. И что самое интересное – эти связи более стабильны, чем при стандартной стимуляции.
Роза внимательно слушала. Она не могла равняться с Александром в понимании нейробиологии, но за месяцы совместной работы научилась следить за его мыслью, схватывая основные концепции.
– Это подтверждает нашу гипотезу о синергии, – добавила она. – Растительные экстракты создают оптимальную среду для образования новых нейронных связей.
– Именно, – Александр отставил чашку. – Но это ещё не всё. Я внёс изменения в протокол стимуляции. Использовал более сложные паттерны микроимпульсов, имитирующие естественную активность мозга во время обучения. Результаты… – он сделал паузу, словно подбирая слово, – …ошеломляющие.
Роза заметила, как изменился его голос – появилась хрипотца, интонации стали более интенсивными. Так он говорил, когда был по-настоящему увлечён.
– Ты хочешь показать мне? – спросила она, уже зная ответ.
– Да, если ты не против вернуться в город раньше обычного, – он взглянул на часы. – У меня есть доступ в лабораторию на весь вечер.
Они собрались быстро. Роза потратила несколько минут, чтобы полить новые посадки и накрыть самые нежные растения защитной тканью от вечерней прохлады. Александр следил за её действиями с нежной улыбкой, словно наблюдал какой-то древний ритуал.
По дороге к метро он рассказывал о своём прорыве, жестикулируя с несвойственной ему живостью. Роза внимательно слушала, одновременно отмечая мелкие изменения в его поведении – более быстрая речь, слегка расфокусированный взгляд, характерный жест, когда он потирал правое запястье.
– …но самое удивительное, – продолжал Александр, пока они спускались в метро, – это то, как микротрубочки реагируют на комбинированную стимуляцию. Понимаешь, они не просто проводят импульсы, они модифицируют их, усиливают в определённых узлах. Это полностью меняет наше представление о хранении и передаче информации в нейронных сетях!
