Роза заметила, как его правая рука слегка дрожала, когда он перемещал курсор. Она приписала это волнению, но что-то в его голосе, в особом акценте на боковом амиотрофическом склерозе, заставило её внимательнее вглядеться в его лицо. Было ли там что-то ещё, кроме научного интереса? Какая-то личная нота, которую она не могла точно определить?
– Ты проверял это только на клеточных культурах? – осторожно спросила она.
– Пока да, – ответил он, но что-то в его тоне заставило её насторожиться.
– Пока?
Александр отвернулся от монитора, впервые за всё время полностью посмотрев ей в глаза.
– Я хочу перейти к следующему этапу, – сказал он тихо. – Тестирование на лабораторных животных. У меня есть предварительный протокол, разработанная дозировка, всё необходимое оборудование. Но для этого мне нужно твоё согласие.
– Моё? – удивилась Роза. – Почему?
– Потому что это наш совместный проект, – ответил он. – Твои экстракты, твои методы. Я не хочу двигаться дальше без твоего полного понимания и поддержки.
Роза медленно опустилась на стул. Перед её глазами проносились картины из научных статей, которые она читала о «Мнемосе» – описания катастрофического эксперимента, последствий для подопытных.
– Это опасно, – произнесла она наконец. – Даже с твоими модификациями, это всё ещё вмешательство в самые фундаментальные процессы мозга. Мы не знаем долгосрочных последствий.
– Любое революционное открытие связано с риском, – возразил Александр, и в его голосе появились стальные нотки. – Мои родители были на правильном пути. Они почти нашли решение, но сделали несколько критических ошибок. Я их исправил.
– Ты не можешь быть в этом уверен, – Роза покачала головой. – Нейробиология слишком сложна, слишком много переменных. Даже незначительное изменение может привести к непредсказуемым последствиям.
– Именно поэтому нужны дальнейшие исследования, – настаивал он. – Мы не сможем понять все нюансы, работая только с клеточными культурами. Нам нужна модель полноценного мозга.
– А что скажет этический комитет университета? Ты получил разрешение на работу с модифицированной версией «Мнемоса»?
Александр замолчал, и этот момент тишины был красноречивее любого ответа.
– Ты работаешь над этим без официального разрешения, – это был не вопрос, а утверждение. – Александр, это не просто нарушение протокола. Это… опасно. Для твоей карьеры, для репутации, для…
– Для науки иногда приходится рисковать, – он откинулся на спинку стула, пытаясь скрыть напряжение. – Все великие открытия делались за гранью общепринятого. Если бы учёные всегда строго следовали протоколам, мы бы до сих пор жили в каменном веке.
Роза не могла не заметить, как он избегает смотреть ей в глаза, как его пальцы нервно постукивают по столу. Что-то ещё стояло за этой одержимостью, что-то, чем он не делился. Или, может быть, это был просто страх повторить путь родителей – и одновременно желание завершить их работу, искупить их ошибки?
– Мне кажется, ты слишком вовлечён эмоционально, – осторожно сказала она. – Это исследование родителей, препарат, который… привёл к трагедии. Возможно, тебе стоит взять паузу, представить свои предварительные результаты комитету, получить официальное одобрение?
Лицо Александра застыло, черты заострились. В глазах мелькнуло что-то холодное, отстранённое.
– Я надеялся, что ты поймёшь, – произнёс он. – Что ты, из всех людей, увидишь необходимость рисковать ради прорыва.
