– Я понимаю необходимость рисковать, – ответила она тихо. – Но не ценой этических принципов. Не ценой повторения ошибок твоих родителей.
Эти слова повисли между ними как крошечные осколки разбитого стекла – невидимые, но смертельно острые. Александр отстранился, его лицо приобрело то аналитическое выражение, которое Роза не видела уже много недель.
– Мои родители, – произнёс он ровным голосом, – сделали ошибку не в том, что были слишком смелыми. А в том, что не смогли справиться с последствиями своей смелости. Они позволили чувству вины уничтожить себя, вместо того чтобы использовать неудачу как ступень к новому знанию.
– Это не просто "неудача", Александр, – возразила Роза, чувствуя, как внутри нарастает напряжение. – Люди пострадали. Некоторые умерли. Это не лабораторный эксперимент, который можно просто перезапустить.
– Я знаю цену ошибки лучше, чем кто-либо, – в его голосе проскользнул металл. – Именно поэтому я так тщательно проработал каждый аспект модифицированной формулы. Я не собираюсь тестировать её на людях, пока не буду абсолютно уверен в безопасности.
– А что, если твой научный энтузиазм влияет на твою объективность? – Роза заставила себя задать вопрос, который давно её тревожил. – Ты слишком погружён в этот проект. Может ли это заставить тебя видеть успех там, где есть причины для осторожности?
Александр застыл. На его лице отразилась сложная смесь эмоций – обида, гнев, понимание.
– Ты права, – сказал он наконец, и Роза на мгновение почувствовала облегчение. Но следующие слова развеяли его. – Я действительно погружён эмоционально. Это наследие моих родителей, их последний проект. Но это не делает мои научные выводы менее обоснованными. Данные говорят сами за себя.
Роза заметила, как он потирает правое запястье – жест, который она наблюдала всё чаще за последние недели. Усталость? Напряжение? Или что-то другое?
– Я просто прошу не торопиться, – она смягчила тон. – Эта работа действительно важна, но именно поэтому мы должны двигаться осторожно, соблюдая все протоколы.
– Тогда мы в тупике, – он отвернулся к компьютеру. – Я не могу остановиться, Роза. Не теперь, когда я так близок к прорыву.
– Я не прошу тебя остановиться, – она подошла ближе, заставляя его снова посмотреть ей в глаза. – Я прошу тебя сделать всё правильно. Представить свои результаты официально, получить одобрение этического комитета, двигаться через все необходимые этапы.
– Это займёт месяцы, если не годы, – возразил он. – Бюрократия в науке убивает инновации.
– А если ты поспешишь и сделаешь ошибку? – её голос стал твёрже. – Что тогда? Повторишь путь своих родителей до конца?
Его лицо исказилось, словно эти слова причинили физическую боль. Пальцы на правой руке сжались в кулак, и она заметила, как побелели костяшки от напряжения.
– Я не они, – произнёс он так тихо, что она едва расслышала. – И никогда не выберу их путь.
Повисла долгая, тяжёлая пауза. Роза чувствовала, как между ними растёт невидимая стена – не из гнева или обиды, а из фундаментально разных подходов к одной и той же проблеме.
– Я люблю тебя, – сказала она, и эти слова впервые прозвучали между ними, – и поэтому не могу просто стоять и смотреть, как ты идёшь по опасному пути.
Александр поднял глаза, в них читалось удивление, смягчившее даже его гнев.
– Я тоже люблю тебя, – ответил он, и в его голосе звучала искренность. – Но я не могу отказаться от этого исследования. Не сейчас.
