– Треф!
– Пик!
Швырнув в друг друга карты, неразлучные враги крепко обнялись, упали на землю и пыхтя завозились, пытаясь победить один другого.
– Чтоб тебе везде тесно было, – простонал Садист.
– А тебе все туго было во веки веков, – пропищал Неврастеник.
– Что за скулёж собачий! – с досадой воскликнул Селиван Кузьмич, оторвав взгляд от карт. – Эй, кто- нибудь, пните их! Строго успокойте!
Дерущихся разнял Гвидон Додонович, неспешно подошедший к победителям брани. Брюс сунул ему в руки две карты и, иронично улыбаясь, сказал:
– На, Батька, потешь зрение на старости лет.
– Тьфу! Грех бесстыжий! – гневно поморщился Гвидон Додонович, рассмотрев на них женскую наготу; вернул карты Брюсу и распорядился: – На, порви, сожги, уничтожь эту безбожную гнусность, растлительство морали!
– Полная виктория! – радостно обратился Селиван Кузьмич к Гвидону Додоновичу и к подошедшим Тарзану Робинзоновичу и Карапузькину. – Наши обидчики, подлые перехватчики получили сполна, по заслугам. Будут знать, как наших фермеров разорять… За образцово выполненную атаку объявляю всем благодарность!
В ответ раздался раскатистый гром и сверкнула молния. В пылу короткого боя и победного торжества никто не заметил широкоплечую тучу, подкравшуюся с запада. Разбойнички с тревогой воззрились на небесную путешественницу. Она как из ведра окатила их проливным водопадом. Резко подул холодный ветер. Не сговариваясь, похватав трофеи, все побежали к своим вещам. Лесочек, в котором оставлены были вещи, был молодой, низкорослый и укрыть от дождя не мог. Оглядываясь по сторонам, Селиван Кузьмич увидел в двухстах метрах высокую берёзу и, оскользаясь, зачавкал к ней по размокшей земле. Подельники последовали за ним. Берёза не спасла: косой дождь продолжал бесцеремонно поливать их. Конь недовольно всхрапнул.
По просьбе атамана Брюс и Бутылкин посадили его на Боливара.
Минут через десять томительного ожидания, матерясь, Садист плюнул против ветра. Обратный результат неописуемо удивил его: плевок попал в лицо. Он утёрся, сварливо проклиная ветер. Потерпел ещё пару минут и, не выдержав издевательства небес, раздражённо вскричал:
– Долго оно будет мочиться на нас?
– Пока не опорожнится, – мудро ответил Селиван Кузьмич.
Вскоре издевательству пришёл конец: ливень прекратился, ветер стих. Насквозь промокшие разбойнички стали нервно совещаться, что делать дальше.
Садист и Неврастеник собрали с земли несколько веток и принялись разводить костёр. Влажная кучка хвороста неохотно задымилась. Гвидон Додонович взнюхнул дыма, визгливо чихнул, резко наклонясь вперёд, и гулко стукнулся лбом о ствол берёзы. От чувствительного удара она стряхнула с себя остатки дождя, искупав всех и затушив костёр. Конь испугался внезапного шума, встал на дыбы и игогокнул. Селиван Кузьмич, сделав неуклюжее сальто, плюхнулся в лужу. Нецензурно выразив негодование в адрес Батюшкиного чиха и берёзы, он вскочил и принялся угрюмо разглядывать свои грязные куртку и брюки.
– Главный! Главный! Я хибару вижу! – радостно вскричал Мамуся, догадавшийся встать на пенёк и внимательно осмотреть всё вокруг. – Вон она, совсем недалеко, крыша блестит.
– Все туда? – коротко скомандовал атаман.
Через пять минут разбойнички вышли на берег Иртыша. Селиван Кузьмич остановился перед хибарой, брезгливо рассмотрел её и всё пространство вокруг неё. Везде валялись полусгнившие бакены, ржавые цепи, останки лодок.
