Молодец, Шнырь приобрёл чин корнета, а такой же молодец Шпынь – поручика. Рембо и Трутень, помимо титулов принцев, также получили несуразные чины супер- экстра- ультра. Что это такое – как ни тужился умом, не смог объяснить граф де Пендалюк.
Граф, заметив грустный взгляд сидящего в сторонке Мамуси, всеми позабытого, решил тоже облагородить бомжа.
– Эй, Мамуся, ты чего пенькуешь на заднем плане! – окликнул он старика. – Почему не хочешь знатным стать?
– Какой я дворянин, пожал плечами Мамуся. – Ведь я потомственный бич. Где ты видел дворян бродягами.
– Видел, – расплылся в ироничной улыбке Селиван Кузьмич. – Фильм видел, “Двенадцать стульев” называется. Там предводитель дворянства подаяние просил, Ипполит Матвеевич Воробьянинов. “Подайте – умолял – бывшему любовнику многих женщин”. Точно- точно. Так что выбирай себе смело любой титул.
– Ну- у, тогда я бы хотел стать начальником в отставке с хорошей пенсией, – просительно посмотрел на атамана Мамуся.
– Да будет так. Хрен с тобой. Считай себя этим самим начальником в отставке, – радушно согласился Селиван Кузьмич. – Только без пенсии.
– Господин граф, ваше сиятельство, разрешите обратиться, – подошёл к Селивану Кузьмичу Шнырь.
– Разрешаю.
– Можно к нашим кличкам прибавить знатные фамилии? Чтобы меня называли корнетом Оболенским, а Шпыня – поручиком Голицыным.
– Можно, – милостиво кивнул Селиван Кузьмич.
– Спасибо, граф, – обрадовался Шнырь и весело окликнул Шпыня: – Эй, поручик Голицын, давай выпьем, налей- ка воды!
– С удовольствием, – откликнулся Шпынь. – Сейчас выпьем, корнет Оболенский.
Налив из трофейного чайника в кружки кипяток, он подал одну кружку, достал из кулька конфеты и поделился с ним.
– Ну что, господа князья, бароны и другие представители паразитирующего класса, – обратился атаман к новоиспечённым аристократам. – Пора спать. Утро вечера мудренее. Надо выспаться. Завтра нас ждут кой- какие преступные заботы и развлечения.
На этом победная пьянка с песнями, танцами и дракой была закончена. Гвидон Додонович, зевая во всю безразмерную пасть, зашел в хибару.
– Вот это раззявил жерло, – восхищённо проводив его взглядом, обернулся к Интеллигенту Тёлкин.
Через минуту из хибары донесся могучий храп богатыря. Остальные легли на свежем воздухе у костра.
Ночью Садисту приснился приятный сон: он пытал мадам де Помпадур с помощью вил.
Неврастенику тоже снилось, но совсем неприятное. Будто он играет с детьми в гестапо. И всё получилось, как в одном стишке. Детишки арестовывают его – Штирлица – и под руководством шефа гестапо Мюллера – Садиста – замучили его до смерти.
Интеллигенту снились размножающиеся ослы и верблюды.
Утром граф де Пендалюк проснулся и первое, что увидел рядом с собой – это нервно дышащее, вредное лицо спящего Ворчуна. Атаман аж потускнел от негодования. Растолкав брюзгу, он с ненавистью вскричал:
– Ты чего разлёгся под моим боком! Ты исключён из моей банды! Геть отсюда, сволочь!
– У- у- у, изгнать меня, – стирая кулаками с глаз остатки сна, забурчал Ворчун. – Изгнать меня – достойного представителя всего мужского человечества…
– Ступай назад, туда – откуда пришёл, худшая особь мужского человечества!
Ворчун, злобно проклиная все на свете, встал и ушёл в лес.
Проснувшийся флигель- ординарец атамана рыцарь Карапузькин, вскакивая, наступил на ногу барона фон Брюса. Тот рассердился:
– Шляется тут всякая всячина! Калечит ноги благородным людям!
