В общем, все эти треволнения двух подготовительных к смене дней ужасно нас утомили, и поздно вечером накануне приёмки детей мы с Лилей уснули, как убитые. А когда ровно в 5:30 затрещал будильник, ответом ему было наше дружное хныканье. Впрочем, долго хныкать было некогда, так как через полчаса отходил катер. И когда мы, умывшись ледяной водой из уличного умывальника, наспех одевшись и кое-как причесавшись, вышли из корпуса, «Артек» уже завыл сиреной, и мы помчались со всех ног к пирсу, едва различимому в густом, словно накрахмаленном, тумане.
Теперь мы ехали принимать детей: наших подопечных, наших «пионеров», которых любящие родители доверят нам, обычным 18-летним девчонкам на целых три недели. С одной стороны, мне хотелось поскорее уже увидеть этих ребят, а с другой – я ужасно боялась того момента, когда тридцать сорванцов, вырвавшихся из-под родительской опёки, окажутся на диком берегу, где их повсюду подстерегает опасность, а мне придётся ежеминутно, ежесекундно следить за ними.
В промозглом полутёмном вестибюле одной из проходных Торгового порта в течение двух часов мы знакомились с нашими будущими подопечными. Заносили необходимые данные в тетрадку, выслушивали наставления и просьбы взволнованных родителей, кивали, улыбались, обещали, отвечали на бесчисленные вопросы… И вот, наконец, приёмка окончена. Выйдя на видное место перед зданием порта, мы высоко подняли таблички с номерами отрядов, и пионеры, нагруженные рюкзаками, чемоданами, пакетами и сумками, оторвались от своих мам и пап и сгрудились вокруг вожатых. Стараясь приветливо улыбаться взирающим на меня снизу мордашкам, я внимательно про себя пересчитала ребят по головам. Двадцать три. Я взглянула на Лилю. «Двадцать три», шепнула она, и я кивнула ей, вздохнув с облегчением. Две рыжеволосые, в золотых веснушках сёстры-близняшки стояли вплотную к нам и, задрав головы, с интересом нас разглядывали. Вдруг одна из них громко и восторженно сказала другой: «Какие красивые, правда?», и я тут же почувствовала, как она просунула свою горячую влажную ладошку в мою руку.
А потом нас всех погрузили на два больших просторных катера – «веранды», и мы отплыли к нашему далёкому берегу. Всё время пути я старательно изучала лица наших пионеров, чтобы уже с первого дня отличать их от чужих. Вот этого мальчишку, пожалуй, ни с кем не спутаешь, – у него такая яркая внешность кавказского типа и такое надменное выражение лица! И он в первые же минуты знакомства с нами показал, что отлично осведомлён об ответственности вожатых за детей – побежал на корму и свесился за борт, а когда мы с Лилей отцепили его от лееров, заявил с усмешкой:
– Ага! А если бы я свалился, вас бы в тюрьму посадили!
Уж это мы и сами, без него, прекрасно знали. Но услышать такие слова от девятилетнего пацана было жутковато.
А вон тот мальчик в ярко-красной, с большущим козырьком кепке, с огромными круглыми тёмно-серыми глазами, наверняка будет в отряде изгоем, – уж больно он угрюмый и молчаливый. Похоже, ему совсем не хочется ехать в лагерь: он отвернулся от всех и мрачно глядит в окно.
А вот эта юная особа, скорее всего, станет верховодить среди девчонок. Во-первых, она старше всех – ей уже десять с половиной, ну а во-вторых, она очень хорошенькая и уверена в себе на все сто! Обратите внимание, с каким чувством превосходства она поглядывает на остальных детей, и даже на нас, вожатых. Придется назначить её командиром отряда, чтобы удовлетворяла свои амбиции с пользой для других.
