К десятому классу девушки расцвели и похорошели, обрели волнующие взгляд пышные формы, и их самих волновало полное сил и желаний тело. Когда Владимир танцевал с подругой медленное танго, девушка плотно прижималась к парню. Он старался хоть немного отодвинуться, но Галка, вроде не замечая этих его попыток, прижималась ещё плотнее, чем приводила парня в неописуемое смущение. Коли бы не плавки и костюм, то можно было бы сгореть от стыда. Галка прижимаясь, делала вид, что ничего не чувствует, но он видел, как после плотного танца она краснела и тяжело, как на физкультуре, дышала.
Большая часть десятиклассников в Новый год и каникулы почти не разлучались, ходили вместе в кино, на танцы и на посиделки, которые продолжались в танцах и играх. Самым любимым развлечением было кручение бутылки, все садились за круглый стол, а если народу было больше, то становились в круг и посередине крутили пустую бутылку.
На кого она указывала, тот должен был поцеловать водящего. Многие целовались в первый раз, стеснялись, краснели, кто с охотой, а кто скрепя сердце целовал того, кого недолюбливал, но целовались все под смех и шутки.
В конце марта милиция забрала Бориса Пьянкова прямо с урока, надев на него наручники, – для городка это было небывалое ЧП. Забурлила школа, прошли классные собрания, вспомнили все грехи Бориса и на всякий случай исключили его из комсомола и из школы. Исключить-то исключили, но никто не знал, за что же забрали Пьянкова. Директор сказал, что так надо. Но за что? Все сходились на одном: из-за мелочей его бы в наручниках не увезли.
Вечером к Владимиру пришла мать Бориса и, поздоровавшись, спросила:
– Так что вы Володя с Борей наделали? О чём с ним говорили, когда он у тебя ночевал?
– Когда это он у нас ночевал?– спросила Владимира мать. Он ни разу у нас не ночевал, да и вообще он у нас уже года, наверное, два не был ни разу.
– Ох, Борька, Борька,– простонала мать Бориса,– заврался, заворовался. Сказала и заплакала, проплакавшись, спросила:
– Это правда, что он у вас не был?
– Правда. Не только не ночевал, а ничего и не говорил мне. А что он наделал?
– Мне не говорят, свидания не дают, но что-то очень серьёзное. Его взяли, раньше арестовали Жукова – нашего соседа и ещё многих взяли. Больше Владимир не стал ничего спрашивать, а она встала и молча, вышла.
– Что хоть, сынок, он натворил? – спросила Владимира мать.
– А я откуда знаю, он же со мной давно не знается, видимо, что-то c Жучей наделали.
Вскоре Ирка Попова случайно увидела Бориса у магазина, который был недалеко от её дома, и который был обворован. Обворовали магазин чуть ли не год назад, да так, что никаких следов не осталось. Замки и пломбы были на месте в целости и сохранности, сторож на месте, он сдал завмагу охраняемый магазин, а наутро магазин был пустым.
Многих брали, у многих, по слухам, делали обыски, но воров не находили, да и не знали, – каким образом из магазина смогли вынести почти всё .
Магазин оцепили, никого не подпускали, но у Ирки Поповой в доме рядом, жили родные и она из окна их квартиры подсмотрела:
– Под угол магазина один подставил штучку, которой поднимают машину, когда меняют колёса, – рассказывала она.
– Домкрат,– пояснил Рыжиков Юрий.
– Да-да, – подтвердила Ирка, – но этот домкрат мужчина не качал, а крутил, когда начал крутить, угол стал подниматься, и когда образовалось отверстие, туда залез наш Борис и стал подавать вещи. Длилось это минут пять, не больше. Потом он вылез, угол опустили, домкрат убрали, землю зарыли, и все пошли вовнутрь, там все были долго, часа полтора, потом все вышли, Бориса нашего посадили в «воронок» и уехали.
