Девушка замолчала и прижалась к Владимиру, а он гладил ей кудряшки, глядя на ночное звёздное небо, которое равнодушно взирало на человеческие судьбы. Помяв кудряшки, он повернул её к себе и поцеловал, да так, что она чуть не задохнулась.
– Конечно, пока Галку не целовал, она тебя не любила,– прошептала Тамара, отдышавшись,– мне, Володя, иногда становится как-то не по себе чувствовать и знать, что это же самое ты делаешь с другой.
Владимир ни чего сразу ей не ответил, а молчал, и молчал долго.
– Я вот чувствую, что если судьбе будет угодно, чтобы мы были с тобой вместе, то этот упрек я буду слышать от тебя постоянно, прямо или косвенно ты меня будешь в этом упрекать.
– В чём
– А в том, что сохранила для меня девственность, а я нет. Тамара промолчала.
– Мне кажется, Тома, что лучше бы ты её потеряла.
– Перекрестись, до чего уже договорился! Просто у меня к Галке неприязненное чувство, много из себя строит. На неё злюсь. Cучка!
– А на себя не злишься?
– И на себя злюсь, – прошептала девушка, – и на тебя. Помолчала и спросила: – А у вас хоть свадьба-то была?
– Не было.
По всему было видно, что ответ удовлетворил Тамару, услышав его, прижалась к Владимиру.
– Огрубели руки, Тома, тебе не больно,– спросил он, лаская её тело под кофточкой.
Она, молча, пожала плечами, видимо, давая понять, что ей нравится грубость, вернее огрубелость его ладоней. Если бы на встрече не витал незримо образ Галки, то она бы решилась…. Но последнее обстоятельство действовало на неё отрезвляюще.
– Володя, я хочу быть девчонкой в прямом смысле. Я же учусь и живу среди женской половины человечества, у нас есть и такие, что своим телом зарабатывают на жизнь. Наслушалась всего и всякого. От её откровенного шепота Владимир очнулся, глубоко вздохнул и расправил плечи, одернул ей кофточку и сказал,– пойдем, поздно уже, а мне рано вставать.
– Ты обиделся, Володя?
– Нет, я просто упустил из виду, что мы переросли пору розовой юности, не скамеечка нам нужна, а широкая коечка. И где мне нет места рядом с тобой.
Она хотела возмутиться, но Владимир встал и сказал,– не надо! Пойдём лучше по домам.
Молча, дошли до дома Тамары.
– Тебя ждать, Володя, завтра?
– Нет,– ответил он,– для души мне вполне хватает видеть тебя издали, а для полного счастья ты нужна вся. Возможно, мы достойны большой любви, а не жалких подачек. До свиданья, Тома, – сказал он и решительными шагами ушёл, ни разу не оглянувшись.
Да, если бы и оглянулся, то не увидел бы в темноте девушки, у которой глаза были полны слёз. Она постояла некоторое время, повздыхала и пошла в дом.
Оставшиеся дни перед отъездом, а вернее в часы перед сном, он старался не думать о ней, и это ему удавалось, за день он уставал так, что сразу засыпал.
– Княгиня уехала,– сказал Бондарь через несколько дней после их расставания,– с работы шёл, видел, её мать провожала, наверное, на вечерний поезд.
– Может быть, правильно сделала,– подумал Владимир и ничего не сказал Василию. Но на душе стало пусто-пусто. Зашёл в калитку, к нему подскочил Соболька. Каждый раз он взвывал от счастья, как только видел хозяина, набираясь радости на целый год, а то и больше.
Дом был почти готов, потолки решили не штукатурить, оббить их сухой штукатуркой. Осталось покрасить полы, прибить плинтусы, отчим собирался сделать на окна ставни и ещё на раз побелить. Главное дом стоял, и Владимир со спокойной душой поехал в Иркутск.
