– Ты что больной?
– Да нет, я же в шахту иду работать.
– Тогда будешь пить, научат,– уверенно заявила она, но место дала, где по её словам парни не напивались до потери пульса, то есть выпивали в меру.
До глубокой ночи шарашились пьяные холостяки, дверь нельзя было закрыть на замок, так как всё равно её бы вышибли. Иной заходил, бессмысленно таращился и, постояв, ничего не сказав, уходил. Утром Владимир пошёл устраиваться на шахту.
Для себя он решил, что будет лучше для него, как для будущего горного инженера, если он освоит за время практики несколько горняцких профессий. Вначале он попросился в бригаду проходчиков учеником. Взял его к себе в звено сам бригадир, Валерий Черепанов, которого все звали «Черепушкой». У бригадира было среднетехническое образование, когда он увидел Владимира у начальника участка, то сам попросил:
– Юрий Гаврилович, дай мне парня в бригаду, парень здоровый, а у меня в бригаде, сам знаешь, кто болеет, кто в отпуске. Я из него в два счёта проходчика сделаю, если он не лень и работать хочет.
– Добро, Валера,– согласился начальник и, кивнув в сторону бригадира, спросил: – Коршун, слышал? К Черепанову пойдешь на выучку.
В свою первую рабочую смену Владимир собирался только завтра к 17:00. Светило солнце, было тепло, и шахтеры не торопились опускаться под землю, во мрак и сырость. Проходчики грелись на солнышке, курили, балагурили и совсем не обращали внимания на призывы стволовой спускаться вниз.
– А ну, поехали,– просто приказал бригадир своим и ещё двое, кроме самого бригадира и Владимира поднялись и пошли к клети. Подошло ещё одно звено, стволовая закрыла клеть, решётку и дала сигнал к отправлению. Клеть приподнялась, зависла, за это время стволовая убрала "кулаки" и клеть пошла вниз, набирая скорость. Владимиру показалось, что пол резко ушёл из под ног, и он схватился за поручни. Скорость нарастала, уши заложило, светом шахтёрских фонарей высвечивало сплошной сруб ствола шахты, два раза внизу начинало светлеть, но клеть проносилась мимо ярко освещенных горизонтов. Наконец Владимир почувствовал, что его вдавливает в пол. Началось резкое торможение, он на какое-то мгновение даже засомневался в прочности пола и еще сильнее ухватился за поручни, клеть очень плавно стала опускаться и скоро прочно стала. Появился стволовой в широченнейшей шляпе, открыл решётку, двери, и объявил:
– Остановка конечная, выходи!
– Лёха, а где порожняк? – спросил стволового бригадир.
– По забоям развезли, Валера, но порожняка мало. Отвечая, закрыл двери, решётку и дал сигнал для подъёма клети. Валера, что там телятся? Почему смена не опускается?
– А то ты не знаешь? На улице красота, кому в этот ревматизм опускаться охота, мастер выйдет из раскомандировки и загонит,– объяснил бригадир и направился вглубь квершлага. Шли долго, с освещённого квершлага, который был прямой и широкий, свернули в штрек, освещение скоро закончилось, захлюпала вода, со стоек крепления свешивались длинные белёсые нити плесени, нарастал шум работающего вентилятора. В забое после взрывных работ пахло горькой миндальной косточкой, а около работающего вентилятора ничего не было слышно. Бригадир выключил его, и наступила вдруг такая тишина, что скоро стало слышно журчание воды. Тишина, казалось, звенела.
– Стас, займись уборкой, ты Никола, ороси, да получше, а то, как поссышь. Лей, чтобы меньше пыли было, а мы, Володя, пойдём с тобой порожняк в разминовку загоним.
