Дама и лев - страница 37

Садитесь, госпожа, – сказал аббат, указывая ей на одно из деревянных кресел, стоявших у огня.

Аэлис взяла бокал из рук старца. Отблеск пламени, тепло которого было так кстати в столь ранний утренний час, падал на длинные и узкие каменные плиты пола. Аэлис решила, что лучше помолчать. Без сомнения, аббат собирался увещевать её, как это делали все, и она приготовилась выслушать его. Смирившись с неизбежным, она сделала глоток из бокала.

– Что вам известно о вашем мире, Аэлис?

Девушка удивлённо подняла взгляд. Старик стоял спиной к ней.

– Я вас не понимаю, отец.

– Я имею в виду эти земли, замки, стоящие неподалёку от Сент-Нуара, я имею в виду вашего отца и его воинственное семейство. Что вы знаете? Что он рассказывал вам? – он обернулся к ней и снисходительно взглянул на неё. И не ожидая ответа, продолжил: – Я угадаю. Ничего. Абсолютно ничего.

– Я знаю достаточно, – сказала Аэлис, надувшись, как маленькая девочка.

– Достаточно знаний не бывает, – ответил старик. Он серьёзно взглянул на неё, взвешивая то, что собрался сказать. Он не знал, правильно ли поступает, но ему было ясно, что воля девицы из Сент-Нуара не столь податлива, как воля других юных дев, чьё замужество означало более чем просто брак, и необходимо было убедить её. Он мысленно пожал плечами: ну не удастся, так не удастся. Всегда можно найти другой выход. Это был ещё один урок, извлечённый им из пребывания на Святой Земле.

Он заговорил, обдумывая каждое слово:

– Сент-Нуар и Суйер – владения, которые отличаются одно от другого, как день и ночь: первое богато пшеницей, водой и пастбищами, из недр второго добывают иное богатство: медь, железо и соль. Ваш отец и старик Суйер отличаются не меньше, ведь у первого есть супруга, способная дать многочисленное здоровое потомство, тогда как второй потерял любимого сына, а жены у него нет, – он помолчал, чтобы убедиться, что Аэлис слушает его со всем возможным вниманием. От упоминания о прежнем суженом глаза её наполнились влагой, но это не были слёзы тоски. Аббат продолжил: – Однако обоими владеет одна страсть: сделать свои семьи самыми могучими в графстве. Это желание до сих пор вело к постоянным стычкам между ними, к тому, что они то и дело мерялись силами, тратя свои сбережения и создавая слабое и ненадёжное равновесие. Мы в Мон-Фруа всегда с опаской следили за стычками между Сент-Нуаром и Суйером: мы боялись, что один из них наконец одолеет другого, и тогда вспыхнет огонь мести. В каком-то смысле, хорошо, что ни один не брал верх, и тем более хорошо, что, приближаясь к закату жизни, оба, Суйер и Сент-Нуар, пожелали мира. В противном случае графство Першское ждали бы печальные последствия. Ведь мир не кончается этим крохотным скромным клочком земли. Как наш орден следил за стычками между Суйером и Сент-Нуаром, так же наблюдал за ними и некто более могущественный, чем мы. Знаете, почему? – Аэлис отрицательно покачала головой. – В это странное время, в которое вам суждено жить, наш король Людовик VII существует в тени своего собственного вассала, более могучего и богатого, чем он. Я говорю об английском короле Генрихе Плантагенете. Его владения во Франции, благодаря браку с Алиенорой Аквитанской, прежней супругой Людовика существенно превосходят размерами земли, прилегающие к Иль-де-Франс. Окружённый врагами, Людовик был вынужден искать союзников, где только можно. Потому он женился на Адели, дочери могущественного графа Тибо Блуаского, и отдал ему руку своей дочери Аделаиды, тогда как другая его дочь, Мария, также прижитая с Алиенорой – жена Генриха Шампанского, брата Тибо. Понимаете?