Кругом звенящая тишина. Там и тут, среди бурьяна, остовы завалившихся набок хат.
Жизнь определяется лишь писком комаров, звуком барражирующего шмеля, запахом цветущей травы.
Хотя нет.
Вот появился звук работы неутомимого дятла. Голос кукушки, пророчащей кому-то очередное будущее. Гортанный перепал высоко пролетающих воронов.
Теперь, пожалуй, всё…
Прошлое не возвращается. Не услышать детского гомона, доносящегося с реки. Угрожающих курлыканий недовольного индюка. Вездесущих кудахчущих кур. Гусей, важно перешагивающих по своим значимым делам.
И ещё. Главного нет.
Звука мычащего стада, неспешно возвращающегося с выпаса.
Нет бабуль, лузгающих семечки и буравящих взглядами спины проходящих. При этом что-то нашёптывающих друг другу на ушко.
Жизни нет. Мир есть, а вот жизни нет. Может, когда-нибудь, как и раньше, забурлит, запоёт своим особенным деревенским естеством среда.
Узнают ли в будущем о том, что жили-были те, кто рыдал душой за потерянное, ушедшее в прошлое, сладкое, милое сердцу время?
Хотелось бы, чтобы знали.
А пока полный штиль.
По телевизору негромко передавали новости. По своей устоявшейся привычке я не спеша просматривал рабочие документы. Что-то заставило меня отвлечься.
Имя. Да, именно имя. Маргарита. Я поднял глаза. Как током пробило.
Это была она, наша Ритка. Как и не было этих двадцати пяти прошедших лет. Да, наша Ритка. Конечно, повзрослевшая. Но глаза. Нет, глаза всё такие же.
Как фотографу удачно удалось запечатлеть эту искру, эдакого чертёнка в глазах?
Да, это была она. Маргарита Семёновна Терехова-Беркович. Лётчик-космонавт первого класса. Обалдеть!
Зашла супруга, с вопросом обернулась ко мне, потом к телевизору и со вздохом, подняв руки с полотенцем к лицу, присела рядом.
– Ритка, наша Ритка. Обалдеть.
Меня немного передёрнуло от мысли, что она повторила мою мысленную фразу. Последнее время я становлюсь заносчив.
Да, перед нами была наша Жанна д’Арк. Даже причёска осталась та же: каре и подрезанная чёлка.
Она появилась у нас неожиданно, без предупреждения. Впрочем, как и исчезла из нашей общей жизни.
Директор школы, Вера Ильинична, приобняв Риту за плечо, представила её:
– Маргарита Терехова, будет учиться у нас, прошу любить и жаловать.
За то небольшое время, которое директор уделил Рите, она успела своими огоньками глаз обстрелять всех сидящих в классе. И, как мне показалось, задержалась взглядом на мне и моём друге Пашке.
– Виктор. Пантелеев Виктор. Прикрой рот, пожалуйста, муху поймаешь, – сказала учительница.
Класс весело защебетал. Я, конечно, сконфузился и немного обиделся на Анну Павловну за то, что она заострила на мне внимание.
Анна Павловна – наша классная. Нам, как и, впрочем, нашим родителям, кажется, что классу повезло с таким преподавателем и классным руководителем.
Рита тоже улыбнулась, но искорки пропали, а в глазах появилось какое-то сочувствие. Меня это даже успокоило.
– Садись, Маргарита, там, где тебе покажется удобнее, – сказала Анна Павловна, поведя рукой в сторону парт.
Ритка мгновение думала и прошла на заднюю парту возле окна.
– Я пока тут поживу? – спросила она.
На что Анна Павловна утвердительно кивнула и продолжила урок.
