Нет, ему нужна правда.
– Ты мог бы и лучше, уверена, – говорю я после недолгих раздумий, – если бы только захотел двигаться дальше.
Он склоняет голову набок и, кажется, впервые после нашего знакомства, выглядит заинтересованным мной.
– И что ты предлагаешь?
Отлично, ухватил приманку. Изо всех сил стараюсь сохранять спокойно-благодушный вид, хотя внутри меня колотит. Почти так же, как над пропастью, нет права даже на малейшую ошибку.
Еще раз вспоминаю увиденное в его спальне.
– Для начала: нарисуй меня. Настоящую. У тебя на стене как раз есть место для еще одного портрета.
– Знаешь, – усмехается Кэммирас, – ты не первая, кто мне это предлагает.
– И в чем же дело? Почему отказался?
Кэммирас равнодушно пожимает плечами.
– Не вижу смысла.
До чего, оказывается, трудно проникнуть под панцирь, в который он спрятался. Трудно, но возможно.
– Просто ты боишься. – Я укоризненно качаю головой. – Не хочешь увидеть, что реальность не так идеальна, как видится в мечтах. Но тем она и прекрасна.
– Ладно, – ворчит Кэммирас. Бормочет себе под нос: – Вот не думал, что поведусь на уговоры куклы.
«Я тоже на это почти не надеялась», – усмехаюсь я мысленно. Только собираюсь ответить, как он приподнимает руку в останавливающем жесте.
– Один день. – Его голос холоден, как лед. – Только один день, и больше я тебя не стану здесь задерживать.
Что ж, для начала неплохо. Киваю с улыбкой:
– Если считаешь, что этого хватит.
– Хватит, – бросает он.
А в следующее мгновение нас обоих отвлекает шум за окном. Вездеходы, громыхая, проносятся по улице прямо под нами. Три, четыре… восемь. Друг за другом, цепочкой, в сторону окраин… нет, в сторону пустыни.
Я гляжу на свой связник, ожидая увидеть там предупреждение о песчаной буре. Для чего еще могли отправить так много «железных верблюдов», кроме как за запасами провизии в соседние города?
Но никаких предупреждений нет, и от этого становится только тревожнее.
Замечаю, что Кэммирас как-то уж слишком помрачнел. Смотрит, не моргая, пока вездеходы скрываются в розоватой утренней дымке. Сжимает кулаки.
– Знаю, это не мое дело, – все же решаюсь я прервать гнетущее молчание. Кэммирас вздрагивает, будто на несколько мгновений успел позабыть, что не один на балконе. Моя решимость крепнет, так что продолжаю: – Что-то происходит, и ты знаешь, что именно?
– Всегда что-то происходит, – бросает он. – Но ты права, это не твое дело.
Внутри закипает злость, однако мне удается сохранить равнодушный вид.
– Как скажешь. Все равно завтра… вернее, уже сегодня обо всем напишут газеты.
Кэммирас нервно усмехается:
– Ты так уверена? Ну-ну. – Он снова поправляет порванный рукав, хотя вряд ли это замечает. Продолжает вглядываться вдаль, пока шум вездеходов совсем не стихает. Лишь после этого вновь оборачивается ко мне.
– Голодна?
Такая резкая смена темы еще недавно могла бы поставить в тупик, но теперь я перестала чему-то удивляться. Пожимаю плечами.
– Ты такой заботливый. А в домике пугали, что хозяева бывают злые и жизнь у кукол не сахар.
Почти не вру: действительно пугали. Но лишь тех, кто не умеет подчиняться приказам. Вернее, тех, кто не научился достаточно хорошо притворяться, потому что все мы хоть раз нарушали правила. Попадались лишь самые глупые.
– А с чего ты решила, что я добрый? – интересуется Кэммирас. – Но вот о том, что мне принадлежит, забочусь, да. И совсем не хочу, чтобы моя кукла упала в голодный обморок.
