― Пойду я. До утра времени даю подумать, ― решил откланяться староста. ― На рассвете загляну, скажете, чего ответить. А про серебряных стражей доходили до меня слухи. Другого, мертвого, в двух десятках парстах ближе к Холдриджу нашли. Видать, в паре они летели. Что с ними приключилось ― о том люди только догадки строят.
Староста еще раз обвел внимательным взглядом меня и близнецов, но мы глаза попрятали и старательно делали вид, что хлопочем, чтобы скорее матушке помочь. О том, что на лунного луавы напали, мне говорить не хотелось. А то ведь скажи о солнечных, и в народе паника начнется: решат, что снова эти бесчестные твари молодых девиц и парней воруют да в рабство уносят.
Это у нас, близ гор, по другую сторону которых располагалась Солнечная фратрия, время от времени случалось. Сама я такой налет лишь один за свою жизнь помнила: мне тогда около пяти годков было, близнецам ― почти год. Луавы прорвали защитный полог границы днем, когда лунные драконы крылья раскрыть не могут, и только с земли оружием да магическими заклятиями отпор дают. В тот раз солнечные добрались до ближайших к границе поселков, похватали с десяток девиц и парней, которые укрыться не успели, и были таковы!
Но в этот раз луавов всего двое было, и охотились они не на нас, людей. А на кого? Неужто им серебряные стражи понадобились? В любом случае странно: никогда солнечные на честный бой два на два не выходили, всегда старались числом взять. Может, их больше было, да мы с братцами не всех видели?
На сердце стало маетно и тревожно. Предчувствие шептало, что не к добру это все. Как бы за малым налетом налет побольше не последовал… Впрочем, раз Серебряные стражи знают о прорыве, значит, усилят границу, укрепят защитный полог, пришлют отряд крылатых воинов побольше и выловят лазутчиков. Как хорошо, что мы с близнецами лунного нашли и спасли! Это он вести до Замка-на-скалах донес. Кроме них, лунных, защитить нас, бескрылых, от луавов некому.
― О-ох! ― выдернул меня из воспоминаний и раздумий матушкин стон.
― Иду, ма! ― Я откинула настоявшиеся травы на сито, которым накрыла тазик: пусть стекают, процеживаются.
Сама же помчалась в родительскую комнату. Присела подле матушки, руку ей на грудь положила и зашептала-забормотала заклятие, которому меня ведунья обучила. Скоро матушка свистеть перестала, и сердце её угомонилось, застучало ровно, уверенно.
― А теперь вот еще настоя травяного выпьешь и поспишь до утра, ― я метнулась к столу, перелила готовый настой в кружку, отнесла матушке.
Своими руками напоила ее, потихоньку приговаривая еще одно заклятие ― сонное. Матушка задремала.
Я вернулась в большую комнату, присела за стол, посмотрела на пустую сковороду, с которой близнецы всю колбасу и яйца утащить и съесть успели. Потянулась к кувшину с морсом. После визита старосты и очередного приступа у матушки на еду и глядеть не хотелось.
Отец, убедившись, что матушка хорошо устроена и спит глубоко, тоже к столу подтянулся.
― Хотел бы я знать, что это значит, ― высказался обо всем, что случилось. ― И как мне вас, детей своих, от беды защитить?
― Так, может, и не случится беды никакой? ― попыталась я его утешить. ― Приедут от первого советника люди, расспросят нас с братьями о том, что мы видели, и поедут восвояси.
― Хорошо бы так, Рейка. Хорошо бы…
Отец без особого желания пожевал лепешку с последним куском колбасы и отправился к себе в мастерскую, а я взялась со стола прибирать. Письма-письмами, а работу по дому никто не отменял. Утром не до грязной посуды будет.
