Одна из башен примыкала непосредственно к мужской половине дома.
Внутри башни была темница для провинившихся слуг.
Статире и самой нравилось иногда полюбоваться с высоты башни протекающей под холмом рекой и тополиной рощей в низине. По вечерам за рекой в селении маспиев[15] можно было видеть отсветы кузнечных горнов, расположенных под открытым небом. Однако стука молотов по наковальням слышно не было: слишком велико расстояние.
По витым каменным ступеням Статира уверенно поднялась наверх. Дарий стоял у бойниц спиной к входу, но обернулся, услышав торопливые шаги.
Верхняя площадка башни была невелика: здесь могло поместиться не более шести человек. Зато высота равнялась семи человеческим ростам. Вознесенная на гребень холма, угловая башня усадьбы являлась самой высокой точкой во всей округе.
– Я не помешала тебе? – спросила Статира, подходя к мужу и сбрасывая с головы покрывало.
Женщина с наслаждением подставила лицо прохладному дыханию ветерка.
– Ничуть, – промолвил Дарий, в подтверждение слов поцеловав жену в разрумянившуюся щеку.
Вершины гор, замыкающие кромку горизонта на западе, были окрашены желто-оранжевыми отблесками заката. В небе цвета ирисов уже показалась полная луна.
Статира не могла отвести глаз от погасшего светила, плывущего по серебрившемуся небосводу.
Дарий был не меньше ее восхищен красками наступающей ночи. Он обнял Статиру сзади, прижавшись щекой к ее распущенным по плечам мягким волосам. Молчание не тяготило их, а скорее наоборот, способствовало нежному единению супругов.
Вскоре последний солнечный луч погас за горными хребтами. Красный круг луны спрятался за бледные тучи. Со всех сторон надвинулась чудесная успокаивающая тишина.
Дарий взглянул на лицо жены. Яркие белки глаз Статиры маняще поблескивали в темноте, ласковые руки обвили его шею. Тень от распущенных волос придавала чертам любимой женщины какую-то особенную обворожительность. Весь переполненный сладостным волнением, Дарий наклонился, чтобы поцеловать Статиру.
Та с готовностью подставила мужу губы.
* * *
В незапамятные времена, еще задолго до господства мидян, персидские племена, жившие в предгорьях Загроса,[16] стали объединяться вокруг племени аншан, чтобы противостоять набегам ассирийцев. На горном плато был построен город Аншан, ставший столицей нового царства. Спустя какое-то время племена персов-кочевников, обитавшие на равнинах между горами и морем, тоже объединились в союз, во главе которого стояли цари из племени парсуаш. Так образовалось другое царство – Парсуа.
Вольнолюбивые персы сумели отстоять свою независимость от ассирийцев. Не подчинились они и эламским царям.
Полчища скифов, ворвавшиеся в загросские долины с Великих восточных равнин, разрушили город Аншан. Династия царей Аншана прервалась, но осталось название горной страны – Аншан. После нашествия скифов там наступил хаос, больше десятка местных князей непрерывно воевали между собой, деля горные пастбища и стада скота. Этим воспользовались правители соседнего царства Парсуа и после нескольких успешных походов подчинили Аншан.
Первым царем объединенного царства стал Ахемен. По имени этого царя все его потомки стали именоваться Ахеменидами.
При внуках Ахемена вновь возрожденный Аншан отделился от царства Парсуа. Там воцарились правители из рода Патейхореев. Тогда же из союза персидских племен выделилось сильное племя карманиев, образовав собственное царство со столицей в городе Кармана. Вслед за карманиями образовали свои небольшие царства марафии и панфиалеи.
