– Оранжевая, – Диана осторожно провела пальчиками по стержню, – какая гладенькая. Из чего сделан ее наконечник?
– Это частичка радужного опала Коры-Персефоны. Ее самоцвет – обитель вечной юности, девичья реликвия, чистота и невинность, восприимчивость и податливость, пассивность и зависимость. В этом самоцвете скрыт подземный огонь бессознательности, в нем спонтанность эмоций, чувств и сексуальная энергия, этот камень – искуситель тайных желаний.
– Мне нравится эта стрела.
– Это Людус – влюбленность. Вводная чувственная нота, музыкальный неустой, тяготеющий в соседние тона; феерия сочных эмоций; стремление к получению удовольствий, соревновательный азарт, пикантность флирта. Тех, кто воспринимает любовь как игру или состязание, желает только получать и потреблять, ничего не отдавая взамен, эта стрела наказывает за эгоизм. Их увлечения скоропостижны, как Страсть, но отличаются мелководьем чувства. Рано или поздно сквозь шелуху испытанных наслаждений прорастает скука и покрывает души опаловой ржавчиной.
– Не понимаю, как можно пресытиться удовольствием.
– Смотри, – малыш отсоединил наконечник от стрелы и положил на ладонь Дианы каплевидный опал кабошон.
– Какой красивый, внутри него клубятся огненные облака.
– Опал капризен, не выносит нагревания, при высыхании растрескивается, от влаги может набухнуть, а в грязной воде теряет свою чистоту.
– От него исходит пьянящий горьковатый аромат!
– Это пахнет не камень.
Над кабошоном прямо в ладони Дианы появился нежный благоухающий нарцисс и склонил к камню свою бархатную коронку, слегка подрагивая лепестками. От прикосновения цветка внутри опала ярко вспыхнули искры, просочились наружу и выступили на его поверхности янтарными капельками меда.
– Нарциссы… западня для юности беспечной, – тихо пробормотал Амур и сделал пасс ручкой тайком от девушки.
Нарцисс превратился в краба и щелкнул клешней над опалом.
– Ай! – Диана бросила камень вместе с крабом на постель и сделала брезгливую гримаску. – Откуда он взялся?!
Краб завертелся вокруг кабошона в замысловатом танце. Опал стал бледнеть, уменьшился до маленького огонька и, ловко подхваченный клешней, исчез где-то под панцирем, как у фокусника под плащом.
– Он украл камень!
– Это отшельник, хранитель обломка Гептады, он питает слабость к опалам, умеет притворяться влюбленным цветком, но, как и все нарциссы, не любит никого, кроме себя, – мальчик спустился пониже и щелкнул краба по темно-желтому панцирю. – Коварный воришка.
Отшельник на секунду съежился, тут же встрепенулся, шустро попятился боком и исчез, блеснув похищенной опаловой искоркой. Малыш проводил его взглядом.
– Спасибо за представление. Беги, ищи свою Актинию, – он посмотрел на Диану и подмигнул. – Знаешь, у каждого краба есть своя актиния, которая спасает ему жизнь.
– За какое представление ты его поблагодарил?
– То, что ты видела – не случилось, – уклончиво заявил Амур, – но может произойти, если юная Диана будет беспечна и легкомысленна.
– Вы с крабом меня обманули?
– Ты узнала правдивую историю о коварном похитителе обломка Гептады, познакомилась с отшельником, увидела самоцвет Коры, почувствовала его волшебное очарование, утратила девичью реликвию… понарошку. По-моему, это не очень похоже на обман, это был познавательный розыгрыш.
– Ладно, я поняла, – она поджала губы, – с тобой надо быть осмотрительной.
– Тем более с ворами, – наставительно поддакнул малыш.
