Дельфиния II - страница 18

– Ой, а куда он делся? – забеспокоилась Диана, вспомнив про краба, – Заполз в мою подушку?

– Он же отшельник! – мальчик заливисто рассмеялся. – Он не согласится жить в твоей подушке за все дары моря! Он коллекционер, краб охотник! Атакует клешнями, пятится назад и тащит свою жертву в нору, а если борьба неравная – зарывается в песок.

Диана смущенно улыбнулась, глядя на хихикающего карапуза.

– Краб любитель опалов… никогда бы не подумала. А почему именно он хранит осколок?

– Он пальмовый вор, лазает, подрезает черенки и тащит кокосы, расколовшиеся от падения, в свою нору. Собирать обломки, это его наказание за воровство. Когда Гептада была сломана, он утащил осколки опала Коры и продолжает собирать их до сих пор; для него это что-то вроде азартной игры. Из расколотых крабом орехов выпадают опаловые песчинки и забирают в себя часть жизненной силы самого отшельника. Похищая опаловые искорки, он растрачивает себя на маленькие фрагменты.

– Значит, он все-таки украл самоцвет Коры?

– Молодому крабу это не по силам, он ворует только маленькие осколки, но взрослый краб может завладеть опалом.

– Ах, мне понравился этот самоцвет, – с придыханием сказала Диана. – Как его найти?

– Три самоцвета – опал дочери Коры, изумруд матери Деметры и сапфир супруги Геры сами найдут юную принцессу. Эти реликвии имеют четные номера: вторая, четвертая и шестая. Вместе они образуют минорное трезвучие, построенное от опаловой ноты – второй ступени звукоряда; это аккорд зависимых богинь.

– Это мой аккорд, – сладко прошептала Диана и томно вздохнула. – А у Маргарет есть свой аккорд?

– Ее трезвучие построено от рубина, оно мажорное, в нем только нечетные ноты: первая – рубиновая нота охотницы Артемиды, третья – топазовая Афины воительницы, пятая – аквамариновая Афродиты музы. Если к этому трезвучию добавить седьмую ноту – аметист духовной наставницы Гестии, то получится большой мажорный септаккорд независимых богинь. Самоцветы из этого аккорда добыть непросто, это задача для Маргарет, – Амур дотронулся до стрелы пальчиком, подождал, пока опаловый наконечник появится вновь, и убрал стрелу в колчан. – Теперь юная принцесса понимает, что женщина – это музыка?

– Не знаю… мне сложно понять. Расскажи еще, например, про желтую стрелу.

– У-у-у, – протянул Амур с интонации жадины, прячущей конфетку за спину, и стал водить пальчиком по ноге Дианы, – если я начну рассказывать обо всех моих стрелах, у нас не хватит вре-е-емени, а нам ведь еще надо приступить к следующему этапу пробуждения – освоить полет девичьей души.

– А куда мы полетим?

– К океану, конечно же, к океану.

– На побережье Лос-Анджелеса мало пляжей, где… – она вдруг заметила, что Амур увлекся прикосновениями.

– Где не ступала пара твоих ног, – задумчиво продолжил мальчик, не замечая, что Диана за ним наблюдает.

– Нравятся мои ноги?

– Мне?! – он одернул руку, растерянно посмотрел на девушку, но сразу нашелся. – Тебе надо потренироваться летать, доверься и возьми меня за руку.

– А остальные стрелы? Ты про них расскажешь?

– Расскажу, только не в этом сне.

– Хорошо, я согласна, – Диана спустила ноги на упавшее одеяло и сонно потянулась. – Ах… как хорошо! Ой, мне надо одеться, не полечу же я раздетая.

– Полетит твоя божественная суть, а одеждой станет твоя добродетель.

– Меня примут за ведьму на метле!

– На метлах и в ступах летают только злобные колдуньи, – терпеливо начал объяснять Амур, – они строят козни во тьме, колдуют на крови и хохочут на костях мертвых; для них магия – средство обогащения, разрушения и превосходства. Добрые ведьмы летают на крыльях и обитают в лунном свете; они хранительницы знания о природных ритмах глубинной женственности, центрах ее силы и источниках восполнения энергий; знания о том, как направлять течения, сливаясь с ними. Ведуньи трудятся душой для поддержания жизни, творят бескорыстную магию исцеления, заботы, роста, любви, они не колдуют, они ведают о том, что единая Богиня дремлет в каждой из своих дочерей.