Дельфиния II - страница 21



Полина торопливо спустилась на первый этаж, взяла с комода в прихожей свой мобильный телефон и набрала номер мужа.

– Марк! Диана у нас дома! Также как в детстве! – без предисловий выпалила она.

– Полина, я на работе, – строго ответил Марк.

– Ты не понял…

– Нет, я понял, а вот ты золотко мое не понимаешь, – мягко, но настоятельно перебил он. – Я на работе. Поговорим вечером.

– А, извини, – осеклась Полина. – Я тогда…

Она не успела договорить и замолчала, Марк прервал звонок. Полина нахмурилась и пробормотала:

– Ладно, Уланов, потом не упрекай меня, что я сделала не так.


***

Служебная «Волга» из гаража федерального ведомства миновала улицу Сретенка, нырнула под эстакаду Садового кольца и выехала на проспект Мира.

– Прокатимся со спецсигналом, Марк Борисович? – спросил водитель, заметив досаду своего начальника из-за стояния на светофоре. – Вижу, торопитесь.

– Нет, за мигалками сейчас идет охота. Остановят, потеряем время, придется объяснять начальству, куда и зачем спешил.

– Неприятности дома?

– Павел, ты не отвлекайся, думай, как нам быстрее доехать.

– Виноват, Марк Борисович, – водитель прибавил скорость и сосредоточился на дороге.

Марк Уланов редко торопился в чем-либо и куда-либо. В его понимании любая вынужденная спешка являлась следствием бездарного планирования или искусственного аврала, из-за которого ресурсы выделяются сверх меры, тратятся расточительно, успех более значим, а вероятность повышения по службе удваивается. Об этой уловке расхитителей и карьеристов, продвигающихся по службе в режиме цейтнота, спровоцированного их же бездействием, и получающих награды за подвиги, которые в плановом рабочем ритме не пришлось бы совершать, Марку рассказывал его отец, полковник Борис Уланов. Вспоминая эти наставления, сын размышлял и сомневался.

Все ли он сделал для того, чтобы появление Дианы не стало неожиданностью? Пожалуй, не все. Поэтому и вынужден теперь срываться и ехать домой в середине рабочего дня. А что, если Полина ошиблась? Нет, исключено. Здравомыслия ей не занимать. Она оказалась права. Надо было везти Риту в Лихославль сегодня же, не теряя ни минуты.

Марк вспомнил, как в ноябре 1991 года приехал к Божане в первый раз. Поводом стало письмо отца, найденное после его смерти. В этом письме, адресованном сыну, отставной полковник просил исполнить его последнее желание – передать знахарке Божане Афанасьевне Вишневецкой из деревни Глуховка Лихославльского района Тверской области, что он, Борис Уланов, уходит с осознанием сделанных им ошибок и просит не держать на него зла. Текст письма был написан ужасным почерком – к концу жизни полковник был ограничен в движении и почти не вставал с кровати.

Божана приняла Марка сдержанно, выслушала молча и сказала:

– Хорошо, что приехал. Родителю облегчение и сыну польза. Жена твоя зачала, роды тяжелые будут. Если я не вмешаюсь – не выживет она, потому как дитя в ее утробе озлобленное. Твоя жена тут ни при чем. Вина на другой матери, она согрешила – душе в плод сойти не дала; а душа та особенная… ну да я тебе потом скажу, когда снова ко мне приедешь.

– Когда потом?

– А это тебе решать. Как живот у молодой матери завиднеется, так ко мне и приезжай. С ней, стало быть, приезжай, пока она ходить способная будет. На сносях-то ей невмоготу станет, да и врачи не пустят.

Марк не ответил, но с сомнением покачал головой. На его молчаливое недоверие Божана ответила вызывающе: