– Ну, да, тут ты меня подловила. Знаешь, а я ведь на самом деле была беременна семнадцать лет назад. – Она делает новую затяжку и выпускает дым через нос. – Откровенность за откровенность, Алиса. Мне тогда под тридцать уже было, и я никогда не думала обременять себя детьми. А тут увидела положительный тест и вдруг размечталась, как дурочка. Стала заходить в детские магазины, рассматривать пелёнки, коляски всякие. И эти носочки для младенцев – малюсенькие такие, синенькие и красненькие, очень милые.
Валентина Александровна вдруг замолкает, как будто рассказала всё, что собиралась. Я жду продолжения, а она молчит и пялится на стену.
– И что случилось? – не выдерживаю я.
– Что случилось… Мужчина мой… козёл, взял и бросил меня на произвол судьбы. Даже объяснять ничего не стал, просто уехал в другой город. А я испугалась, решила, что не потяну такое в одиночку. Ребёнок – это ведь не шутка. Два дня ревела, а потом пошла и сделала аборт…
И убила мою подругу.
– …даже не узнала, какого пола ребёнок. Видимо, это была девочка, да?
Я давлю вспышку гнева. Что бы Дашулина мама не натворила, не она в ответе за то, что происходит. Она слабая, жалкая – развалина, а не человек – но она должна была стать сильнее, должна была стать лучше ради своей дочери. Злая сила влезла в её жизнь и всё разрушила.
Что-то оглушительно воет у меня в голове, как будто в мозгу отворились адские врата. Потом я понимаю, что это свистит закипающий чайник. Дашулина мама выключает плиту и заодно тушит в чашке свою сигарету.
– Ну, какой чай обычно пьешь, болезная? – спрашивает она безэмоциональным тоном. – Черный, зелёный?
– Можно мне в туалет?
– Да, конечно. Он дальше по коридору. Только в заднюю комнату не заходи, жильца не беспокой.
Я выхожу из кухни, ступая нетвердыми шагами. Не туалет меня сейчас интересует, а та самая задняя комната, где жила Дашуля. Выходит, теперь Валентина Александровна сдает жильё? А я гадала, на какие деньги она существует.
Дверь в спальню закрыта, и слава Богу: вчера там прятался демон. Подхожу к комнате Дашули и очень-очень осторожно приоткрываю дверь, едва касаясь дверной ручки. Дыхание перехватывает. Мебель внутри совсем другая, явно купленная с рук по объявлению: дешевый платяной шкаф, кресло, накрытое пледом, занавески аляповатые. Кровать расстелена. В комнате довольно грязно, на полу мусор.
Какие еще доказательства тебе нужны, Алиса? Когда ты осознаешь, что твоя подруга исчезла без следа, испарилась, перестала существовать? Ничего хуже её участи и придумать нельзя. Когда человек умирает, после него остается могила, на которую можно положить цветы и постоять рядом в тишине. Остаются его личные вещи, фотографии, аккаунт в соцсети. После Дашули не осталось ничего, она стала фикцией, мифом. Болезненной фантазией девушки Алисы.
Я осторожно прикрываю дверь, и на меня обрушивается такая волна гнева, что в глазах темнеет. Зоя, долбаная тварь, ты это натворила! Не знаю, что за силы тебе подвластны, не знаю, откуда всё это взялось, но тебе не жить! Убью голыми руками. Выцарапаю твои злобные зенки.
Если подумать, ты совершила идеальное преступление. Уничтожила человека, и при этом не осталось даже жертвы – ведь как может быть жертвой девушка, которой никогда не существовало? Я могу сейчас пойти в полицию, к журналистам, могу бить в набат со всей дури, но никто не откликнется, все будут только смеяться. Никто тебя не накажет, кроме меня.
