Вчера охотник ушёл в холмы,
А моряк – в океан.
А нам выпал путь от тюрьмы до сумы,
Чтоб тьмою набить карман.
И её теперь у нас целый воз,
Да покупателя нет.
А раз никак не повысить спрос,
Скажем, что это – свет.
Но моряк вернулся и охотник пришёл,
Они распознали подлог.
Взяли вина, сели за стол,
А нам велели искать исток.
И мы, разбросав нашу тьму во мглу,
Побрели, кто куда глядел.
И через тысячу лет вернулись к столу,
Износив сотни душ и тел.
А моряк с охотником пили вино
И ели душистый хлеб.
Они улыбнулись: Вот так бы давно,
Истинный свет – слеп.
Его не видно, он словно нимб,
Но им живы океан и холмы.
И охотник ушёл, и моряк за ним…
Теперь вместо них – мы.
Когда пришёл с работы, то лежи!
И не вставай! Во что бы то ни стало!
Пускай снуют стремглавые ежи!
И в табуны сбираются коалы!
Они тебя не тронут, если тих
И светел ты возляжешь на диване.
Пусть за окном бушует нервный тик,
Взлети навстречу солнечной нирване.
Тогда клыкастые коалы загрустят,
Уйдут во тьму и скроются в пещеры.
Ежи помчат, разбрызгивая яд,
В пустыни Вавилона и Шумера.
Ты отпусти их.
Пусть себе бегут,
Не шли им смс и телеграммы.
Взлелей в душе немеркнущий уют,
Избавься от скучающего хлама.
Зажги над столиком лампадку и пиши
Письмо единственной прекрасной даме.
Каким-то чудом этот день прожит.
Идём вперёд. Господь пребудет с нами!..
Федул-богомаз упал с колокольни,
Но не достиг земли.
Он разглядел волю
Где-то вдали.
Он не вознёсся ввысь,
Он просто пропал из глаз.
Он крикнул: Братцы, я вижу новую жизнь,
Она прямо сейчас.
Всё это случилось в Сысоев день —
Когда нет прока спешить.
Было подходящее время подняться с колен,
Вынуть из сердца ножи.
А это ль не повод пуститься в пляс,
Встав на карниз?
Вот так наш Федул-богомаз
Канул в иную жизнь.
Порою мы видим, как гуси
Везут его по озерцу.
Он машет рукой: Да бросьте вы к чёрту грусти!
Вам они не к лицу!
Куда потянула его судьба?
Да – Бог весть…
Он теперь вечен, как баобаб,
Точнее, как весь баобабный лес.
А воздастся ли нам?
И – по первое ли число?
Чтоб дорога была вольна,
Выбрать посох или весло?
Но моя ненаглядная сшила крылья,
Примерили – в самый раз…
И вот сейчас читаю в мессенджере:
Пора, мой милый!
Нас ждёт Федул-богомаз.
Отставной полковник спецотряда «Ключ»
Выходит из храма,
Идёт прямиком в бар.
Он знает: раз уж есть альпеншток – можно гнаться по следу туч.
А идти прямо —
Это особый дар.
У стойки его ждёт звёздноокая Мэл —
Танцовщица на столах.
Когда она в чьи-то объятья роняет одно из своих тел,
Он не видит себя в зеркалах.
Но полковник – тёртый карась,
Любая тоска ему по плечо.
Он с детства помнит, что «никто, кроме nice»,
Как шутил когда-то говорящий сверчок.
И полковник говорит себе «ОК»,
Выходит из бара,
Идёт прямиком в храм.
Отец Чарльз не пускает его на порог.
Падре забыл, что на каждого, кто заслужил кару,
Есть тот, кто скажет «Воздам!».
И полковник говорит себе «так…».
Берёт все деньги плюс последний сольдо и последний пятак.
Покупает белоснежный фрак,
А для Мэл – расписное сари.
Он отбрасывает себя, как ящерка – хвост,
Он наконец-то держит себя в полный рост.
Потому что на корабле, отплывающем завтра,
Они вместе уйдут в те края, куда даже Макарий
Не гонял минотавров.
Ковчег со святыми вознёсся ввысь,
И мы остались одни.
Помели по сусекам, поскребли у кулис,
Но и там истлели огни.
Мы не знали, как строить дом,
Не умели возжечь костёр.
Но кто-то же должен ответить за первый ком,
