Он плюнул в пыльный, не отмытый с прошлого похода котел, поддал по нему ногой и взвыл: тяжелой чугунной дуре хоть бы что, а у него пальцы онемели от боли. При мысли, что придется всю неделю таскать котел за спиной, драить и следить за варевом, захотелось слиться. Если Стелле можно – почему нельзя ему? Она наверняка подгадала со сборами, знала заранее, просто не говорила. Помнит, наверно, прошлое лето: комарье, духоту в лесу, подгоревшую кашу…
Козявки еще нахлебаются, мстительно подумал он, затягивая вокруг котла лямки и примериваясь, как взвалить его за плечо. А Стелла пусть развлекается там, в пятизвездочном отеле для вундеркиндов, пусть ставит свои химические опыты.
* * *
В отсутствие старосты козявки стремительно наглели. Сначала косо поглядывали: ну, как ты без мамочки? Потом кто-то швырнул в затылок шишкой. Конечно, было за что; но это о́н знал, что было. А они должны были молча маршировать, тащить барахло, разжигать костер на привале, помогать ему ставить котел. Никто не помогал. К вечеру они совсем озверели: подняли мордашки, захихикали, затянули песню – не их походный гимн, сочиненный Стеллой, а какую-то лабуду.
К ночному привалу он натер пятку и подвернул ногу, шею разнесло от укусов мошкары. Доплетясь до намеченной поляны, хотел только одного – лечь, хоть в сосновые иголки, хоть в болото, и лишь бы отстали. Но козявка-костровой уже пищал в ухо: пора ставить котел, пора закладывать кашу!
Он отмахнулся, но одноклассники навалились, принялись дергать, ржать, свистеть стручками акации прямо в уши. Отыгрываются, подумал он. Вяло удивился, как мало продержался его авторитет без Стеллы. А впрочем, был ли авторитет? Верный подавала, вечный секретарь, скромная, наделенная полномочиями луна в тени великолепной Стальной Звезды.
Кое-как установив котел, он наблюдал, как повар заливает воду, кладет крупу и добавляет сгущенку. Его воротило от пшенной каши на сгущенном молоке. Ковыряя ложкой в сладкой склизкой жиже, он с тоской думал о том, как будет отмывать котел.
– Эй, – окликнул он прошлогоднего котлового. – Чем ты котелок оттирал?
Рыжий козявка насторожился, по привычке втянул голову, но быстро вспомнил, что замстаросты ничего не сделает, пока рядом нет Стеллы. Храбро бросил:
– Руками!
– Что-то не больно хорошо руками отмывал.
– Так покажи, как надо, – с вызовом заявил козявка и швырнул в него песком.
Он тяжело поднялся. В висках застучала кровь, темный вечерний воздух заволокло красной пленкой.
– Песком надо чистить, – вклинился другой, довольно миролюбивый козявка. – Слепи из песка пирожки и чисть ими.
Почему они меня ненавидят, размышлял он, возя ладонями по песку на дне котла. За тот случай с сорванной дискотекой? Но Стелла была права, какая может быть дискотека, когда половина класса больна ветрянкой. Или за ту химию, с которой, не подготовившись, сбежали все? У Стеллки разболелась голова, она ушла домой, и номер прокатил бы, если бы он один, из страха перед Стеллой, не остался в классе и не доложил обо всем химичке. Или за то, что не пошел подсматривать за директорскими окнами, когда выпал жребий? Еще бы он пошел! Они-то со Стеллой знали, что под окнами осенью зловонная лужа – кажется, что там земля и иней, но на самом деле только тонкий лед…
Жирная каша липла к рукам, зудели комары. В духоте, высоко над елями, мелькали звезды. Если бы Стелла была здесь – спал бы сейчас нормально в поставленной палатке, сытый, чистый…
