– Припадочный! Отцепись от меня!
А он рычал, наслаждаясь кровью, внутри клокотало, чесались руки, он бил и бил, и представлял себе Стеллу, а потом оказалось, что он бил в землю – его жертву оттащили, но он все равно продолжал, пачкая кулаки слюной, кровью, травой, вбивая в рыхлую почву ненависть к своей бесхребетности, всю свою злобу, все бессилие.
* * *
Он вернулся домой грязный и избитый – швырнул спрятанный в кустах котел в реку, расхохотался и вызвал такси, потратив половину выданных матерью денег. Ее, напуганную, причитающую, он отодвинул с дороги и встал перед отцом.
– С сентября перехожу в другую школу.
Отец поднял брови. Почесал грудь под майкой. Качнул головой и вернулся к кроссворду.
– Либо бросаю вообще.
Отец вздохнул и свернул газету. Встал.
У него дрогнули руки, но он сжал пальцы, резко и крепко укусил губу, чтобы не струсить. Представил себя бесстрашным и дерзким. Вообразил себя Стеллой.
– Отдай мой паспорт.
– Нет. Тема, ты закончишь гимназию, и точка.
– Отдай. Мой. Паспорт.
Он нарочно произнес слова раздельно; с каждым словом он придвигался к отцу, делал шаг. В нос ударило затхлым, застиранным, потным; пахнуло дешевым отцовым парфюмом. Затошнило.
Он раскрыл глаза, посмотрел исподлобья; лоб и глаза отца оказались совсем рядом – большие, с явными прожилками, с мешками, с морщинами. Что-то пискнула мать. Горло сжалось, он хотел повторить:
– Паспорт!
Но из-за того, что все тело обмякло от ужаса, изо рта вырвалось:
– Пакостник!
– Чево?.. – щурясь, прошипел отец. И тогда он вскинул кулак, растопырил пальцы и применил тот самый прием, которым когда-то был взят в плен. Мясистое отцово плечо противно спружинило под пальцами, но он не отпустил. Высоким голосом крикнул:
– Отдал! Сейчас же!
Отец отцепил его пальцы и отшвырнул от себя. Он шмякнулся о диван, поднялся и бросился в комнату родителей. Пока отец не опомнился – пяткой ударил в ящик комода, выбив хлипкий замок. Вывалил оттуда бумаги, отыскал свои документы.
– Ты что делаешь, паскуда?!
– Па-акостник, – с наслаждением повторил он, хватая бумаги и прыгая к дверям.
– Если сейчас уйдешь – чтоб духу твоего здесь не было!
Он рассмеялся отцу в лицо, трясясь от ужаса и всесилия, зная, что последствия придут, что будут раскаяние и паника, но это будет потом… Он знал, как справляться с этим, он смотрел на пример целых пять лет – должен же был чему-то научиться!
Он выбрался на улицу, тяжело дыша; холодный июньский воздух колол легкие. Из окна доносился плач матери, матюгался отец. Он вытащил из рюкзака, который так и не успел снять, остатки денег. Пересчитал. Достал телефон.
– Стелла? Собрание? Ничего, подождет. Стелла, это срочное дело! Мне нужны деньги. Еще мне нужно, чтобы ты договорилась, чтоб я переночевал где-нибудь в Москве. Я приеду завтра. И если тебе нужны какие-то документы, говори сейчас. Иду к тебе, потом на вокзал. Потом объясню. Потом, я сказал! Дружба – это взаимовыручка.
