Прокашлявшись и немного придя в себя, волкодав решил показать, кто в доме хозяин и, напыжившись, мощно рявкнул в корыто и затих, до глубины собачьей души поражённый своим рыком.
Ермолай Матвеевич провёл гостей грязным двором в сад, раскинувшийся за домом, велев по пути работнику привязать лошадей и дать им овса.
Сидя под деревом почти за таким же, как и у них, столом, с такой же, в клеточку, клеёнкой, они увидели жену старосты и идущую следом за ней ещё одну женщину.
Старостиха вынула из плетёной корзины три запотелых коричневых глиняных горшка с молоком, а её помощница поставила на стол поднос с караваем.
– Молочко только что из погребицы, – певуче произнесла хозяйка, – а хлебушко утром испекли.
Никогда ещё Аким не пил с таким аппетитом молоко вприкуску с тёплым, душистым, белым хлебом.
Умяв на троих целый каравай, любовались садом, вдруг приметив, как по одному ему ведомой тропинке, идёт старший сын старосты.
Приблизившись к гостям, он поклонился, пряча за спиной руку.
– Чего у тебя там, наган что ли? – усмехнулся Максим Акимович.
– Никак нет! – покраснел мальчишка, протягивая барину потрёпанную книжицу.
– А.С.Пушкин, – прочитал тот. – Молодец! Вот с кого пример бери, – попенял младшему сыну.
Глеб глядел на рыжего, как на них облезлый волкодав.
Аким взял у отца книгу, полистал и удивлённо оглядел Васятку. Так несопоставим был Пушкин и этот курносый невысокий мальчишка, с синими мечтательными глазами.
– Нравится? – спросил у него.
– Очень! – закивал тот головой.
– А что ещё читаешь?
– Книг больше нет. Тятька не хочет на баловство деньги выбрасывать, – совсем застеснялся парнишка.
– Ну, так я тебе завтра Некрасова привезу, – пообещал, поднимаясь с лавки Аким.
– Нужен он тебе, – когда ехали домой, ревниво выговаривал брату Глеб,– просветитель нашёлся, – совсем обидевшись, стегнул в сердцах лошадь.
Отец мчался далеко впереди.
– Но-о! – заорал Аким и тоже понёсся, вдыхая упругий ветер.
Белая рубаха пузырилась у него на спине.
На следующий, день всей семьёй, качаясь на волнах, пересекали Волгу на пыхтящем от усердия катере. Нещадно дымя трубой, и что есть силы сигналя, катерок сбавил скорость, пропуская огромный белый пароход с нарядным народом на палубе.
Балуясь, Аким стянул с себя рубаху и принялся махать ею над головой.
Тут же с парохода, веселясь, ответили ему белыми платками, шляпами и даже зонтиками.
Корабельный оркестр на верхней палубе, посвятил дымящему трубой катерочку туш.
– Какая честь, – смеялся Максим Акимович, тоже помахав вслед пароходу.
«Как хорошо всё в этом мире», – думал Аким, раскачиваясь на волнах.
На ромашовском берегу их уже ждали две пролётки.
– А мы вас ещё вчера надеялись встретить, – обнимала подругу на террасе дома Любовь Владимировна.
– Вчера была конная прогулка, – пожимая руку брату, сообщил Максим Акимович.
Лиза, на правах хозяйки, повела подрастающее поколение в белую каменную беседку, откуда все полюбовались на Волгу. Потом показала заповедные места, где росла малина и краснели редкие ягоды отошедшей уже клубники.
– Ну что, Аким, Ромашовка лучше Рубановки? – идя по липовой алле к дому, поинтересовалась она у кузена.
– Чем это, интересно? – возмутился тот.
– Чем лучше? – подхватил тему Глеб. – У вас Венус в клумбе, а у нас – конногвардеец. И цветов у нас больше и сад лучше.
– Дураки! – показала им язык двоюродная сестра и убежала в дом.
– Нечего и обижаться, – рассуждали братья, сидя в тени на террасе, – подумаешь, площадка для крокета у них есть… Зато у нас – гамак и качели.
