– Ну что ж, – почесал затылок Северьянов. – Инструкции следует исполнять. Посетим любимый Гераськин трактир и почитаем там прокламацию.
В трактире шум и гам стоял невообразимый.
Завидя вошедших в дьяволоугодное заведение старших партийных товарищей, Гераська ловко забаррикадировался бутылками с водкой и пивом.
К тому же его загородил широкий рабочий зад в пузырящихся штанах, обладатель коего надсаживался в крике, краснея пьяной рожей:
– К царю-батюшке пойдём… И подадим прошение! Царь пожалеет нас, сирых и в обиду анженерам и мастерам не да-а-аст.
– Пойдё-ё-ём! – поддержал его хор голосов.
Гераська благоразумно промолчал, исхитрившись чуть не под столом хряпнуть малую толику водочки.
– С хоругвями пойдём, – надрывался рабочий.
– Да не надо никуда ходить, товарищи рабочие, – попытался перекричать пьяного оратора Шотман. – Освобождение рабочих зависит от самих рабочих, а не от попов и царей.
– Чаво-о? – вызверился работяга, хватая за горлышко пустую бутылку.
– Не просить царя надо, а штурмом идти на самодержавие, только тогда загорится заря свободы.
– Чичас у тебя фонарь под глазом загорится, – швырнул в Шотмана бутылку разъярённый пролетарий. – Бейте жидов, братцы, – призывно взмахнул рукой и бросился в бой.
Довольный за старших товарищей Гераська поднялся во весь рост, дабы не пропустить какой-нибудь из пинков.
– Смутья-я-ян! – обрабатывал кулаками Шотмана рабочий.
Видя багровые лица и бешеные глаза, Северьянов ловко вскочил на стол, сбил работягу в пузырящихся штанах ударом ноги и, спрыгнув, схватил Шотмана за рукав, таща к выходу.
Тот достал наган и стал палить в потолок, случайно попав в лампочку.
В темноте, под вой, свист и ругань, большевики выбрались на улицу, лицом к лицу столкнувшись с меньшевиком Муевым.
– Вот кто собирается к царю идти, – ахнул ему со всей дури в глаз Северьянов.
Муев сделал эсдекам доброе дело, задержав бренным своим меньшевистским телом выскочивших из дверей трактира мстителей.
– Вот ещё одна гнида антиллехентская, – съездил кулаком в нос медленно приходившему в себя инженеру рабочий в пузырящихся штанах. – Так и шастают здеся, приблуды. Вынюхивают всё, – горестно поглядел вслед исчезнувшим в морозной дымке социалистам.
«Идея идти с петицией настолько овладела умами, что бороться с ней невозможно», – доложили по инстанции пострадавшие большевики.
Биты в этот день были и другие их однопартийцы. ЦК РСДРП в ночь на 9 января принял решение: «Большевики должны участвовать в шествии к Зимнему дворцу, чтобы быть с народом, по возможности руководить массой».
8-го января Гапон надумал предупредить петербургского градоначальника Фулона о намечающемся шествии к Зимнему дворцу и даже дал одну из копий петиции в эсеровском её варианте.
Прочтя оную, генерал пришёл в ужас:
– Но это, батенька, настоящая революция! Вы угрожаете спокойствию столицы. Я вам верил… А теперь думаю, что вас следует арестовать как подстрекателя к бунту.
Не дослушав генерала, Гапон покинул его кабинет, направившись на встречу с министром юстиции Муравьёвым.
Пролёткой правил вооружённый наганом телохранитель Филиппов – громадина с неимоверной физической силой. Навстречу попался казачий разъезд, до колик в животе напугавший Гапона: «Вот ведь как может быть. Через полчаса с самим министром юстиции встречаться буду, а еду от его превосходительства генерала Фулона, на порог дома которого жандарм этих чубатых бестий и близко не пустит. Зато они могут запросто вытащить меня из саней, если чем-то не глянусь, и за здорово живёшь отхлестать нагайкой. Тут даже Филиппов со своей медвежьей силой не поможет», – опасливо косился на казаков с винтовками за плечами, при шашках и с наглыми глазами верных защитников царя-батюшки.
