Для прибывших из Рубановки Максима Акимовича с Ириной Аркадьевной оказалось приятной неожиданностью увидеть на перроне ни только старшего сына, но и младшего.
Капельному Максиму из всей этой суетной толпы из пап, мам, бабушек, дедушек, больше всего пришлась по душе Ильма.
К тому же её имя выговаривалось легче, чем «Тлезол».
– Сынок, да что ж не сообщил, что в Питер приехал? – цвела Ирина Аркадьевна, по очереди целуя сыновей и невесток. – Да иди ты, – шуганула лезущую лизаться собаку.
– Сюрприз! – улыбался Глеб.
– Сюлплиз, – задумчиво повторил мелкий Максим, – развеселив и без того довольную родню и Ильму, запрыгавшую около малыша.
– Сын, что у тебя за форма? – удивился отец, разглядывая чёрный доломан с золотыми шнурами и чёрный ментик, подбитый алым сукном и отороченный мехом, небрежно накинутый на плечо.
– Это с прошлого года новая парадная форма школы. Пришлось сменить синий цвет на чёрный, – не очень огорчённым тоном произнёс Глеб.
– И кто сейчас у вас начальник?
– Генерал-майор Владимир Михайлович Безобразов.
– О-о! Он уже генерал?! – поразился отец.
– Мужчины, дома наговоритесь, – повела родню по перрону Ирина Аркадьевна.
– Господа! Кто желает с ветерком прокатиться на моторе и мигом попасть домой?
Пожелали Глеб с отцом.
Движок, разумеется, как всегда не вовремя заглох, и по приезде их весело встретили воплями иронического восторга:
– Наконец-то! Прибыли! Заждались уже!
– Думала, в Рубановку уехали! – смеялась Ирина Аркадьевна, любуясь сыновьями и мечтая: «Господи! Одари когда-нибудь ещё раз таким счастьем».
Весь октябрь молодёжь, согласно завистливым словам Максима Акимовича, вела разгульный образ жизни.
Ибо из двадцати четырёх офицеров, принятых в казачий отдел Школы, один оказался Кириллом Фомичом Ковзиком.
А из Варшавского военного округа прибыл в отпуск бывший паж, а ныне штабс-капитан Сергей Рудольфович Игнатьев.
– Господин Ковзик, ну как вы могли променять гусарский доломан на казачью бекешу? – вопрошал, сидя в ресторане, Глеб. – Смотрите, как вас украшает чёрная гусарская форма.
– Господин живой бог, во-первых, я не ёлка, чтоб меня украшать; во-вторых, с некоторых пор не вижу ничего почётнее, чем служить в Забайкальском казачьем войске. Видимо – судьба!
– Господа! Судьба, оказывается, капризная и загадочная дама, – гремел на весь зал граф Игнатьев. – Взять, к примеру, павлонов… Лучших женщин у пажей уводят, – склонив голову, поцеловал руку Ольге. – Да и кавалеристы хороши, – дотянувшись, припал к руке Натали. – И чувствую, что Полина с Варей тоже достанутся другим, – с улыбкой оглядел покрасневших девушек, одна из которых, белокурая Полина, сидела рядом с молчаливым сегодня Дубасовым, а за другой активно ухаживал Ковзик.
1-го ноября штабс-капитана Буданова, приказом по Павловскому лейб-гвардии полку, перевели командовать 2-й ротой вместо капитана Васильева, высочайше получившего чин полковника. А штабс-капитана Рубанова поставили на должность командира 1-й роты.
Забот стало невпроворот и посещать рестораны времени не было. К тому же Игнатьев уехал к месту службы, у «школьников» начался учебный курс, а у Дубасова – бурные любовные отношения с Полиной.
Максим Акимович перестал завидовать сыновьям, ибо 1-го ноября, в Париже, скончался отставной генерал-адмирал Российского Императорского флота великий князь Алексей Александрович, о чём возвестил высочайший манифест, и они с генералом Троцким принялись весьма активно поминать покойного, тело коего траурным поездом доставили на Николаевский вокзал столицы. 8-го ноября, по высочайше утверждённому церемониалу, состоялось погребение «семи пудов августейшего мяса», как злословили записные остряки, в Петропавловском соборе.
