Каллахан даже не хотел думать о том, какой величины телепорт понадобился для призыва гиганта.
– Какое жадное облачко, – Павел поравнялся с Проявителем, взглянув туда же, куда и он – на небо. Храмовник развернул ладонь кверху без особой надежды. – Хоть бы одна капля упала.
– Если эта стихия обронит слезы, никому из вас не выжить, – Каллахан держал Пламя в глазницах, растрачивая силу на зрение миров. Белые всполохи вырывались мелкими язычками, лаская кожу прохладным огнем. – Над нами гигант. Он преследует нас с самого начала и набирает силу. Мое Пламя сможет противостоять ему, но не ваше.
– Призванный? – поразился Хеларт, ему не хватало силы, чтобы видеть так же, как Проявитель. – Тогда почему он не прозрачный? На него вряд ли воздействовало Пламя, поэтому он должен находиться сразу в двух мирах. Непроявленные не могут быть видимыми – у них нет мяса.
– Ты забываешь самое главное, отрок, – Каллахан посмотрел на Хеларта, заранее погасив взгляд. Незачем ему было разглядывать чужие грехи. Хеларт был молод, а молодости, будь она даже благословлена прикосновением Пламени, свойственна горячность. – Тени могут прикоснуться к этому миру, но мир ничем не может ответить им, кроме подчинения и смерти. Дождь и гроза, птицы, летящие по небу, пыль и солнечные лучи – все это поглощается гигантом, как вода иссушенным мхом. Он может переломать летящие крылья, но крылья не могут причинить ему вреда – так устроена их природа, и таковы правила. Пока Пламя не выведет его на свет, он продолжит пожирать все, что встретит на своем пути и темнеть.
– В своем мире он должен быть легче пуха, если ему удается держаться в небе и не падать.
– Стало быть, так и есть.
– А в нашем? – в глазах Хеларта проскользнул страх. – Что будет, если он проявится? Отяжелеет или сможет так же лететь, размазав брюхо по воздуху?
– Этого я не знаю, – честно ответил Каллахан, не теряя могильного спокойствия. – До проявления еще очень далеко. Инквизитор важнее. Сила моего Пламени не одолеет Марбаса после сражения с гигантом. Все, что мы можем сейчас – не попадаться гиганту на глаза.
– Но как?
– Этого я тоже не знаю.
Темнота сгущалась. Последние тени отрывались от камней, устав притворяться их продолжением. Чем плотнее становился гигант, тем меньше он пропускал солнца, и постоянные сумерки превращались в глубокую ночь. Что-то зашевелилось неподалеку и сигануло вперед. Халарт метнулся за бесформенной тенью. Он понял, что тварь боится его и бежит от обжигающей силы, чтобы найти добычу попроще, менее опасную – полевых мышей и чешуйчатых змей, спрятавшихся под навесами скал. Монстр жаждет, он явился из своего мира уже смертельно голодным – твари ничем не могли насытиться, даже друг другом.
– Знать бы его имя… – задумчиво прошептал Каллахан, не отрывая взгляда от неба.
Проявитель уже жаждал сражения, но мысли о Марбасе останавливали его – каков смысл биться с деревьями в безудержном селевом потоке, когда необходимо усмирить сам поток? Гигант лишь оружие. Не обрубив запястье, держащее его поводок, им не победить. Марбас призовет еще с десяток таких, и что же им тогда делать? Мир погрузится во тьму, еще большую, чем сейчас. Хотя Каллахан совершенно не знал, возможна ли еще большая тьма в этом мире. Иногда он неделями не видел ни солнца, ни надежды.
Никто из живых существ – ни птицы, ни рыбы, ни люди не могли прикоснуться к Теням в их мире, дотянуться до них могли только храмовники и Проявители – отмеченные Пламенем, обязанные взять в руки меч. Их судьба была предопределена еще в колыбели. Каллахан знал, что Хеларт не хотел сжимать в ладонях стальную рукоять – будучи ребенком он выбрасывал ее на грунтовую дорогу и бежал глазеть на стальных драконов с алмазными сердцами. Маленький Хеларт Уилсон мечтал держать в руках штурвал и летать к богам и небесным мирам, но боги и миры привязали его к земле.
