Я хмыкаю, обхожу парня и прошу:
— Закрой дверцы, пожалуйста.
Свет выключаю сама, ударив по кнопке дном бутылки. Кирилл догоняет меня в коридоре:
— А теперь куда?
Я лукаво ему улыбаюсь и вновь хмыкаю:
— Это удивительно, но здесь есть одно клёвое местечко.
Не знаю, зачем я беру его с собой. Возможно, просто не хочется пить вино в одиночестве.
Мы возвращаемся в оранжерею, минуем её и выходим в холл жилого корпуса. Здесь я направляю нас направо, к проходу на лестницу. Меня всегда раздражали ступени, особенно, если на твоих ногах шпильки, но в конце концов, всё зависит от цели, которая ожидает тебя наверху. От желания или нежелания достигнуть её и зависит твоё настроение. Сейчас меня просто-таки съедает желание.
На третьем этаже, который отведён под спальни мужской половины психклиники, мы держимся уже не так напряжённо, как до этого. Нас провожает храп, доносящийся из-за дверей. Я улыбаюсь Кириллу:
— Понятно почему ты не мог уснуть.
— Храп мне не мешал, — мимолётно улыбнувшись, не соглашается он. — Я просто не мог прекратить думать о тебе.
Щёки обдаёт жаром: эти его честность и прямолинейность… Отворачиваюсь от него и ворчу:
— В общении должна оставаться хоть какая-то интрига.
— Думаю, их и так достаточно.
Я ничего ему не отвечаю, потому что мы добрались до места: в конце коридора, недалеко от окна, есть скрытая лестница на чердак. Я задираю лицо к потолку и прошу Кирилла:
— Дернешь за верёвочку?
— Дверь и откроется? — смеётся тот, поднимая руку, я тоже тихо смеюсь.
Вскоре мы по очереди забираемся на чердак, и Кирилл возвращает лестницу на место. Я иду дальше, к небольшому окну, которое выходит на пологую крышу с невысоким кирпичным бортиком. Места там немного: квадрат два на два, но вид оттуда открывается шикарный. Толкаю открытые створки и выбираюсь наружу. В пару шагов миную площадку, ставлю бутылку и открываю её штопором. Рядом замирает Кирилл, вглядываясь вдаль.
— Вид впечатляет, да?
Кирилл переводит взгляд на меня и поднимает брови:
— Как ловко ты орудуешь штопором. Любишь вино?
— Пробовала однажды, и тогда прикола не поняла, но сейчас...
Кирилл, хмыкнув, кивает и вновь смотрит вдаль:
— Отсюда видны огни города. Подозреваю, мазохизм с твой стороны.
— Это он и есть.
Я наконец откупориваю вино, бросаю штопор в угол и боком сажусь на бортик, отклонившись на стену и согнув одну ногу в колене. Смотрю на город вдали и делаю большой глоток. Приятно сладкое, но с ощутимой кислинкой. Кирилл садится напротив, и я рассказываю:
— Нашла это место от нечего делать. Поначалу думала, ни за что сюда не вернусь: слишком больно было видеть город, до которого тебе никак не добраться. Который по стечению обстоятельств стал тебе недоступен. Но всё равно вернулась, — усмехаюсь я. — Потому что, несмотря на раздирающую сердце тоску, я хоть как-то была в том месте, где хотела. Пусть и на расстоянии в несколько километров.
— Я родился не в этом городе, — криво улыбается Кирилл. — Но тоже его полюбил.
— Он никому не оставляет и шанса, — соглашаюсь я.
— Море. Оно не оставляет шансов. Хотя, признаюсь, со временем к нему привыкаешь.
— Расскажи о своих опекунах, — прошу я, делая новый глоток. — Вы ладите?
— Они меня любят, — отводит он взгляд в сторону. — Даже больше того, насколько можно любить не родного ребёнка. Мне очень повезло с ними.
— Кто они, чем занимаются?
— Отец хирург, мама телеведущая на местном канале.
