— Не хило, — усмехаюсь я.
— Ну а твой отец?
— Сдох, — бросаю я. — Я же говорила.
— Я имел в виду опекуна. Что его жена художница, я понял.
Мне становится слегка стыдно, я прячусь за бутылкой, а затем отвечаю:
— Олег владеет сетью отелей. Этим летом он откопал на какой-то помойке машину, как у киношных братьев Винчестеров, двинутый. Рус помогал ему её чинить. Это стало первым звоночком — их сближение. Было паршиво за этим наблюдать.
— А сейчас, что думаешь?
— Что надо было спасти те чёртовы цветы.
Я снова пью вино. Глотаю и глотаю до тех пор, пока в горле не начинает першить. Даже представить не могу, как наладить отношения с опекунами. Мне кажется, что это попросту не реально.
— Может, ты тоже хочешь вина? — спохватываюсь я, вытирая губы тыльной стороной ладони.
— Я не пью. Даже тогда, когда паршиво.
Камень в мой огород? Плевать.
Я жму плечами:
— Как хочешь.
Кирилл откидывает голову на стену и всматривается в звёздное небо, говорит через мгновение:
— Раньше небо казалось далёким и неизведанным, а затем люди стали летать к звёздам. — Он опускает подбородок и смотрит на меня: — Ты можешь всё, Вика, стоит только захотеть.
Я не понимаю его глубокую философскую мысль, но глаз отвести от него не могу. Да и не хочу. Он необычный, и мне начинают нравиться ощущения рядом с ним.
6. Глава 6
Я заставляю себя отвернуться от Кирилла и снова вглядываюсь в город вдали. Отсюда он как на ладони, но его высотки загораживают море. Я и правда планировала уехать от него?..
— Я была слепа, — выдыхаю я, вино делало своё дело, звеня в крови и в голове, оно легко развязывало язык. Возможно, позже я об этом пожалею. — И даже не догадывалась, что намеренно. Сначала нам с братом диктовал правила паршивый отец-тиран, затем детский дом, а после совершенно чужие, по сути, люди. Безумно хотелось свободы, подчиняться лишь самой себе. Эта жажда мешала увидеть две очевидные вещи: Римма и Олег и так давали нам полную свободу, при чём, явно наступая себе на горло. Второе я поняла совсем недавно: я жаждала свободы, у которой не было будущего, не было элементарного понимания, что с ней делать. Ну свалили бы мы отсюда, за год или два спустили бы всё дедово наследство, а что потом? Я не хотела об этом думать, считала, что решение придёт само собой, ведь у меня, чёрт возьми, будет то, о чём я так долго мечтала. Слепая поверхностная идиотка — вот, что я из себя представляю. — Я вновь смотрю в глаза парня и усмехаюсь: — Вот с каким человеком ты хочешь связаться.
— Ошибаться нормально, Вик, нормально признавать это и пытаться исправить.
— А если исправлять нечего? Что, если я уничтожила всё до основания?
— Но основание осталось же. Отстрой всё заново.
Я усмехаюсь и киваю: звучит чертовски просто. Знал бы он подробности, его тошнило бы, как тошнит меня саму.
— Куча людей меня ненавидят, — выразительно веду я бровями и делаю новый глоток.
Кирилл протягивает руку и забирает у меня бутылку, но не для того, чтобы глотнуть вина самому, как я подумала. Вместо этого он ставит её на пол.
— Какого…
— Твоя проблема не в этом, — берёт он меня за руки, пальцы сухие и тёплые. — И наверняка ты ошибаешься, что все они… Но это не главное. Ты сама себя ненавидишь. И поэтому сидишь здесь, гробишь своё здоровье и вздыхаешь по недоступному городу. Намерено мучаешь себя. Плюсом, несмотря на то, что буквально жаждешь вырваться отсюда, ты боишься возвращаться обратно. — Пальцы сильнее сжимают мои, когда я хочу возмутиться. — И не говори, что я не прав.
