Когда вышел «Титаник», все девчонки пищали от восторга – и я в том числе. Конечно, меня, восьмилетнюю, захватила любовная история, а никак не крушение легендарного лайнера. Что уж говорить об «Унесённых ветром»! После просмотра этого сериала моих кукольных мужчин-Кенов звали не иначе как Ретт.
Отдельная история с индийскими фильмами – очередная «Зита и Гита» захватывала с головой. Мы с подругами представляли себя индианками: надевали пледы и покрывала – как сари – и танцевали замысловатые танцы. На лоб обязательно прилеплялась звездочка из набора наклеек на уши. Я проколола уши в 14 лет – по нынешним временам очень поздно, – но это не мешало экспериментировать с клипсами и наклейками. Бабушка рассказывала, что в детстве я пыталась проколоть себе уши самостоятельно и даже успела разогреть швейную иголку на пламени спички, но довести эксперимент до конца побоялась.
Вышел фильм «Один дома» (его и сейчас показывают по ТВ). Эта комедия покорила весь мир, ее хоть каждый год можно пересматривать перед Новым годом и Рождеством…
После первого класса на лето меня отдали на продленку. Однажды всю группу повели на просмотр фильма – в нашем спальном районе был маленький кинотеатр, он находился в бомбоубежище. Этот самый первый фильм, увиденный в кинотеатре – про мальчика и собаку, —
был таким трогательным, что я рыдала… Сейчас в этом бомбоубежище расположилось мини-кафе с яркой вывеской «Китаечка» (что поделать: любовь к аляповатости – отличительная черта провинциальных городов).
В нашей квартире было две комнаты: одна – моя (ее называли всегда «комнатка», и это название за ней закрепилось), а вторая – зал, который ночью был спальней дедушки и бабушки, а днем становился нашей гостиной.
Зал был довольно большим. Бабушка часто переклеивала в нем обои, обычно выбирая причудливые узоры или композиции из осенних листьев – дизайн, к которому часто тяготеет старшее поколение. Потолок тщательно побелен – впрочем, как и остальные потолки в квартире.
На потолке висела люстра со снимающимися резными подвесками, имитировавшими хрусталь. Раз в несколько месяцев бабушка снимала ее, мыла мыльной водой – и люстра снова блестела. Еще на потолке можно было обнаружить жирные пятна: во-первых, от моих игрушек-лизунов, а во-вторых – от убитых комаров. Если залетал большой комар, бабушка гонялась за ним с тряпкой, а я «мочила» его книгами: подкрадывалась и тихонько «шлепала», оставляя кровяной след; бабушка, ругаясь, пыталась стереть его мокрой тряпкой. (Такие тряпки мы делали из ненужной одежды – маек, моих полинялых футболок. Чаще всего они использовались на кухне – в качестве ветоши.)
На окнах в зале – плотные шторы и тюль. У стены – громоздкий шкаф с зеркальными дверцами и всякой всячиной. Именно в него пряталась лучшая посуда, которой пользовались только по особым случаям, и хрустальные рюмочки для крепких напитков. Один из ящиков был примотан веревочкой – сломался, а чинить его никто не собирался. Ящик так и норовил сорваться с веревочки и однажды даже набил мне шишку.
В этом же шкафу хранились старые письма, старые календари и, самое главное, – все наши фотоальбомы.
Бабушка очень возмущалась, когда я начинала рыться в шкафу. У нее до сих пор хранится огромная коллекция отрывных календарей с пожелтевшими листочками. В одном из календарей она отмечала те дни, когда меня посещали мама или отец. Иногда они приходили вместе, но такое бывало только по праздникам: например, на Новый год.
