Дешан - страница 4



Огромные гвозди в изголовье вылезли полностью. Упершись на руку и поддерживая на плечах крышку гроба и всю тяжесть земли, Дешан другой рукой загибал гвозди в сторону, чтобы не пораниться. Комья суглинка посыпались в гроб.

Загнув гвозди, Василий Павлович стал запихивать землю под себя, а ногами отбрасывал её ещё дальше. В образовавшуюся между днищем и крышкой дыру просунул голову, а затем и плечи.

– И-ах!

Как крот протиснулся дальше. Рыхлый грунт забил рот, нос, уши. Голову сдавило, словно обручем. В закрытых глазах вдруг увидел ослепительно яркий свет. И в этом свете присутствовал ещё более яркий силуэт, напоминающий человека с крыльями.

Дешан никогда не верил по-настоящему ни в чёрта, ни в Бога, всю жизнь полагаясь только на свою силу и удачу. В церковь почти никогда не ходил, а крестился лишь по привычке, да и то потому, что так делают все. Молитв, кроме «иже еси на небеси» (да и то не до конца), он не знал ни одной. В общем, Бог для него был неким аморфным существом, с которым в бессонные ночи можно запросто побеседовать, поделиться своими горестями и радостями, ничего у него не прося и не требуя.

Но сейчас, когда он уже не дышал, так как воздух в гробу давно кончился, Дешан понял, что видит самого настоящего ангела. И видимо, ангела смерти.

«Всё, – подумал он, – смерть моя очень хреновая. Я думал, что умру на воле, на берегу Волги-матушки, где меня братва и похоронит. А тут – живьём, в гробу».

Неожиданно перед Василием Павловичем пронеслась вся его жизнь: детство, всё его бурлачество, друзья-товарищи, Пелагея, детишки родимые…

Дешану почудилось, будто ангел поманил его рукой. И так ему захотелось приблизиться к нему, что он рванулся вперед, вытянув руку вверх.

Рука вырвалась из земли, и кожу обожгла ночная прохлада. Из дыры в могилу донеслась песня: «Эх, дубинушка, ухнем! Дёрнем-подёрнем да ухнем!».

Ещё глоток воздуха добрался до лёгких. Ангел куда-то пропал, но мозги просветлели. А песня продолжалась.

«Что за наваждение?» – подумал Василий Павлович.

– И-ах! – рванулся из последних сил. Икры ног зажало крышкой гроба, однако голова вырвалась наружу. От обилия кислорода в голове всё закружилось и завертелось, как после двух стаканов хорошего первача.

– Эх, дубинушка, ухнем! – голос доносился со стороны дороги. – Ну, прощай, Дешка! Не суждено мне более с тобой хаживать по Волге родимой. Такого друга потерял! Пусть земля тебе, Василий Палыч, пухом будет…

– Семён, ты, чай, что ли?

– О-о! Нечистый дух! – воскликнул Семён, услышав до чертиков знакомый голос, и глянул в сторону могилы, куда только сегодня похоронили его друга.

В лунном свете всё было покрыто серебром. Из развороченной могилы торчала лохматая голова. В волосах застряли комья земли, тёмные глаза смотрели прямо на Семёна Хмурого.

– Сенька, да это ж я, Василий! Помоги выбраться, ноги гробом зажало, – вдруг заговорила голова.

– А-а! – дикий страх обуял Семёна. Он со всего маху огрел свою клячу кнутовищем, чего раньше никогда не делал. Та повернулась и осуждающе глянула на него, мол, допился, бить уже стал. Но, увидев ужас на лице хозяина, кобыла сама перепугалась и, как молодой рысак, сразу взяла в карьер.

– Стой, Семён! – могильный холмик заходил ходуном. И откуда сила взялась?!

Лошадь что есть мочи неслась по дороге. Телега прыгала на ухабах. Семён, ничего не видя вокруг, хлестал кнутовищем. Сзади раздался топот ног. В ночном мраке проглядывалась фигура бегущего человека. У седока от страха ослаб живот. Не удержавшись на очередном ухабе, он вывалился из телеги.