– Да, по поводу идей, – выдавливаю из себя, стараясь не смотреть на англичанина, – Нам пора возвращаться, так что все потом. Расскажете по дороге.
–Ну, нет. Ну, Уильям, помогай! – дядька режиссер улыбается, а бриташка скалится в ответ и тоже что-то не особо смотрит в мою сторону.
– Я боюсь, что ее не переубедить Эммет. Мисс Волкова придерживается расписания с пугающей точностью, – ухмыляется, а в глазах души человеческой нет.
– Ну, вот еще, – и я попалась, чувствую, как меня засасывает куда-то, а остановиться, зацепиться не могу, – Рассказывайте!
***
Всего было мало. Мало моих слабых попыток эти два жутких дня избегать его. Мало раздвоения, раскола в моей бедной голове. Мало! До меня доходит, что я окончательно пропала, когда Уильям с места в карьер начинает читать монолог Гамлета, прямо здесь, под свинцовыми небесами. Хотя нет – какой там читать? Он произносит слова так, что начинаешь верить – это его собственное, глубоко личное. Стихотворный слог льется, как обычная, нерифмованная речь. Он проживает каждое слово, а мне до одури хочется, чтоб в его слова, в его голос вернулась эта раздражающая улыбка, чтоб все демоны, которых он сейчас спускает с цепи, вернулись обратно. И все равно – он великолепен, даже с учетом того, что пугает меня сейчас до дрожи, даже с учетом того, что я перестаю верить в реальность всего происходящего. Он идеален, даже срывая опояску, даже выпуская своих демонов на свободу – идеален. А я рядом с ним – как вор, который украдкой, по злой шутке Вселенной, любуется недостижим произведением искусства.
Но он, кажется, заканчивает монолог. О, я отлично помню, что идет следом за ним: явление Офелии – и одна ступенька к неизбежному безумию.
–
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.»
– Что же вы молчите? – смотрит мимо меня, но обращается ко мне. Это жутко и я уже чувствую себя призраком, – Знаток Шекспира не желает присоединиться? Ну же, подыграй мне, девочка-оруженосец!
А я ведь и правда, с этим своим ежедневником, папками, карандашами и постоянным кофе, и этим своим «вот она я, кто звал?» – ни дать, ни взять Санчо Панса! И он заметил – глупо было думать, что не заметит – и поддел. И так мне и надо!
Нервно листаю книгу – я ведь, теперь точно к своему стыду, так и не прочитала ее – и едва найдя нужную сцену, начинаю читать с листа, как первоклашка, усердно, чуть не по буквам, включаясь в эту безумную игру.
–
Принц, были ль вы здоровы это время?
Эммет и помреж молчат, смотрят то на меня, то на Уильяма. На их лицах расцветает трудно читающаяся в моем взвинченном состоянии, эмоция.
–
Благодарю: вполне, вполне, вполне.
Я судорожно переглатываю.
–
Принц, у меня от вас есть подношенья.
Я вам давно хотела их вернуть.
Возьмите их.
Уилл опять смотрит мимо, лицо не читаемо, да я и не задерживаюсь на нем взглядом – сил на это просто нет.
–
Да полно, вы ошиблись.
Я в жизни ничего вам не дарил.
Его голос отдает сталью, но я делаю мысленную пометку, что это просто превосходная актерская игра. С чего бы ему жечь меня каленым железом? Бить наотмашь фразами Шекспира? Мы ведь и не знаем друг друга – два человека, случайно оказавшихся на одном отрезке суши.
–
Дарили, принц, вы знаете прекрасно.
С придачей слов, которых нежный смысл
Удваивал значение подарков.
Назад возьмите ставший лишним дар.
Порядочные девушки не ценят,
Когда им дарят, а потом изменят.
