Всё это казалось такими яркими, почти осязаемыми. Но чем ближе она приближалась к вокзалу, тем отчётливее понимала: эти воспоминания – не просто прошлое, это её настоящее. Она едет не к дому, а к самому себе, к тому, что осталось за дверями времени.
Поезд уже стоял у платформы. Внутри было пусто, как в фильме, где все герои исчезли, оставив одну лишь главную героиню. Хлоя устроилась у окна, глядя на проплывающие мимо огни ночного города.
В это мгновение она почувствовала, что начала возвращаться. Не к бабушкиному дому, а к той Хлое, которую потеряла.
Поезд остановился с мягким скрипом, и Хлоя ощутила, как её сердце забилось быстрее. Она спустилась с последней ступеньки вагона на платформу, чувствуя под ногами прохладный бетон. Воздух здесь был другим, не таким, как в городе: он был густым, насыщенным запахами мокрой земли, увядающих листьев и едва уловимой сладости, исходящей от далёких садов. Этот запах словно мгновенно перенёс её назад во времени, когда, будучи ребёнком, она с упоением бегала по этим самым улицам, пока бабушка смотрела на неё издалека, улыбаясь.
Дорога к дому была знакомой до боли, но сейчас казалась чужой. Улицы, когда-то такие оживлённые, будто погрузились в глубокий сон, и только редкие светлячки фонарей освещали пустую мостовую. Дом бабушки находился на окраине, вдали от центральной площади и шума. Каждый её шаг отдавался в ночной тишине приглушённым эхом, а мысли кружили, будто листья, опавшие с деревьев.
Когда дом появился перед её глазами, Хлоя остановилась, не осмеливаясь подойти ближе. Вот он – почти такой же, как она его помнила: старые деревянные ставни, облупившаяся краска на дверной раме, и та самая яблоня, раскинувшая ветви, словно приветствуя её. Всё это было как на фотографии, но реальность оказалась острее.
Хлоя шагнула вперёд, чувствуя под ногами мягкую траву. Она остановилась у калитки, которая заскрипела, будто пытаясь заговорить с ней. Взгляд её упал на тропинку, ведущую к крыльцу. Это был тот самый путь, по которому она бежала когда-то, держа в руках плетёную корзину с яблоками, или возвращалась из леса с охапкой цветов. Сейчас же всё казалось застенчиво замершим, как будто дом не ждал её, а боялся.
Её пальцы слегка дрожали, когда она нажала на ручку двери. Она отворилась с лёгким усилием, выпуская навстречу волны застоявшегося воздуха, пропитанного старостью и чем-то неуловимо знакомым. Хлоя сделала шаг внутрь, её каблуки гулко застучали по дощатому полу. Внутри всё было почти так, как она помнила: тот же выцветший ковёр, который бабушка когда-то называла «подарком из столицы», деревянный стол, покрытый скатертью с узором в виде жёлтых подсолнухов, и старинные часы на стене, которые застыли на каком-то неведомом времени.
Каждая деталь была острой, словно кусок разбитого стекла, и её взгляд метался, жадно вбирая всё, что казалось знакомым. Она подошла к шкафу в углу комнаты, распахнула дверцы и увидела посуду, заботливо выставленную в ряд: чашки с трещинами, но каждая из них была частью её воспоминаний. Она провела пальцем по краю одной из них, и её охватило чувство, похожее на лёгкую дрожь, будто она касалась не вещи, а самой памяти.
Хлоя направилась в следующую комнату, ту, где раньше стояло старое бабушкино кресло. Оно всё ещё было там, обтянутое той же самой выцветшей тканью. На его подлокотнике лежал плед – тот самый, в который бабушка кутавалась зимними вечерами. Хлоя медленно опустилась на край кресла, не смея занять его полностью, словно боялась нарушить невидимые правила.
