Хлоя хотела что-то ответить, но её взгляд замер на бабушке. Та улыбнулась ещё шире, глаза стали мягче, и вдруг она начала исчезать, будто её уносил ветер.
– Нет… нет, пожалуйста, не уходи! – Хлоя потянулась к ней, но вместо её руки поймала лишь воздух.
Тяжесть пустоты накрыла её, когда бабушка растворилась полностью. Остались только тени и тишина.
Она огляделась. Зал был пустым. Всё, что осталось, – это мягкий свет прожектора, освещавший её фигуру. Казалось, этот свет подчёркивал её одиночество, превращая огромный зал в холодную, безжизненную сцену.
Хлоя медленно поднялась, чувствуя, как ей не хватает воздуха. Она повернулась в сторону сцены, но даже её рояль теперь выглядел чужим, словно он был лишь декорацией в пьесе, которая закончилась.
Она стояла одна, окружённая тишиной, и думала о словах бабушки. «Ты остаёшься». Но что это значит, если не с кем остаться?
Свет прожектора начал меркнуть, и Хлоя вдруг поняла: это не пустота, это свобода. Она осталась, чтобы начать заново.
В кромешной тьме Хлоя медленно поднялась на сцену, ощущая, как её шаги становятся всё легче. Она взглянула на рояль, на место, где она только что играла, будто это была не она, а кто-то другой. Всё, что происходило сейчас, казалось ей странно знакомым, словно она читала книгу, уже зная её конец, но всё равно не могла оторваться от страниц.
Она опустилась на край сцены, свесив ноги, и посмотрела в пустоту зала. Там больше никого не было – ни бабушки, ни её родителей, ни тех, кто когда-то кричал «браво». Остались только мягкие очертания пустых кресел, затянутые в тени, и слабый шорох ветра, будто где-то далеко открылась дверь.
Её пальцы машинально заскользили по гладкой поверхности сцены, а мысли начали кружить, как осенние листья, неспешно падающие на землю.
Когда она впервые прикоснулась к клавишам, ей было всего семь. Тогда музыка казалась ей чем-то магическим, чем-то, что может исцелять и разрушать одновременно. Её бабушка, единственный человек, кто верил в её мечты без оглядки, тогда сказала: «Музыка – это разговор души».
«Душа», – подумала Хлоя, ощущая, как в груди что-то замирает. Разве она по-настоящему знала, что это значит? Всё, что она делала, каждую ноту, каждое движение пальцев – всё это было ради кого-то другого. Ради бабушки. Ради аплодисментов. Ради мечты, которая так долго жила в её голове, что стала казаться единственной целью её существования.
Но теперь, сидя в этом пустом зале, она впервые почувствовала что-то иное. Не сожаление и не радость, а… спокойствие. Всё, что ей нужно было – это этот миг, эта сцена, эта музыка, которая, казалось, всё ещё звучала в её голове.
«Я сыграла, – подумала она, подняв голову вверх, где свет прожектора таял, будто утренний туман. – Я сыграла так, как всегда мечтала. А это значит, что я смогла».
Слёзы стекали по её щекам, но Хлоя даже не пыталась их вытереть. Она не знала, было ли это счастье или грусть, но это ощущение переполняло её до краёв.
Она посмотрела в зал, в тот момент, когда последний луч света угасал. Её бабушка была права: аплодисменты приходят и уходят. Но те, кто любит тебя, остаются – в воспоминаниях, в музыке, в каждом ударе твоего сердца.
Сцена растворялась во тьме, но внутри Хлои вдруг разгорелось понимание. Одно из её желаний исполнилось. Она прожила целую жизнь – каждый аккорд, каждый шаг, каждую ноту. И хотя это длилось всего несколько мгновений, ей хватило, чтобы понять главное.
