Клим уже забывать стал, что он детектив-механик агентства «Утюг».
Но разве с Евой забудешь? Вот она: глаза горят, кроссовки скользят по снегу, вот-вот грянется розовым носом о мостовую…
– Спасибо! – Она выровнялась и освободила плечо от цепких пальцев Караваева, который едва успел её поймать. – Чуть не грохнулась, вот ведь снежище! Ну что, вот оно – место преступления! Фиксируй, Клим!
– Что именно? – уточнил Клим, оглядывая палатку и грустную Аню, которая пила ягодный чай.
– Да вот же! – Ева возмущённо ткнула в пустое место с краю прилавка. – Вот тут! Два пряника с белой глазурью, имбирных!
– И что надо сделать?
– Ну, отпечатки пальцев снять! Следы обуви! Не знаю, что ещё… феромо́нный след.
– Чего? – опешил Караваев.
– Ну, феромоны – это такие вещества, которые выделяют все живые существа…
– Я знаю, что такое феромоны! Но откуда ты про них знаешь, Ева?
– Я что, совсем глупая? – обиделась девочка. – Я книжки читаю, между прочим. И видео смотрю. Познавательные.
Клим сверлил её взглядом.
– Ещё у мамы были духи́ с феромонами, прикольные, – призналась она. – Но я про феромоны и правда знаю, их, например, собаки чуют, когда взрывчатку или наркотики ищут.
– Вот! – Клим поднял длинный костлявый палец. – Именно! Собаки. Ты у меня хвост видишь? Уши? Большой розовый язык? А ты, Ань?
Аня покачала головой.
– Я, короче, пошёл луну дальше вешать, – сказал Караваев.
– Ну, Климушка, погоди! – взмолилась Ева. – Надо же Грише помочь, мальчик так старался, пёк эти пряники. Старался же, Ань?
– До полуночи пёк, до двух часов глазурью раскрашивал, – заметила сестра. – Всю кухню шоколадом заляпал.
– Ты что? Бросишь друга в беде? – Глаза у Евы были как зелёные звёзды, и на каждой реснице дрожало по растаявшей снежинке, умножая вдвое блеск её глаз.
Караваев вздохнул.
– Скажи честно, что сама хочешь расследовать пропажу пряников, – сказал он.
– Конечно хочу! Хочу нести справедливость и возмездие!
– Во имя луны?
– Терпеть не могу матроски, – отрезала Ева. – Так ты поможешь?
– Да как?! – Теперь настала очередь Клима закатывать глаза. – След брать я не умею. Ни одна собака не возьмёт его по такой сырости, с такой толпой вокруг. Отпечатки тоже нет смысла искать. Во-первых, снег; во-вторых, тут их столько, что нам это ничего не даст: ни похитителя, ни пряников всё равно нет, а какую тебе пользу принесут рандо́мные отпечатки?
– Когда найдём пряник, по ним уличим похитителя!
– Ань, когда их утащили? – спросил Клим. Похоже, только суровые факты заставят Еву отступить.
Аня пожала плечами.
– Полчаса, может, час назад. Не знаю, тут много народу было, я продала штук семь пряников и чая ещё стаканов десять.
– Чтоб сожрать один пряник, надо минуты три. На два пряника – пять, – подытожил Клим. – Ну, десять, если смаковать.
– А камеры?! Тут они на каждом углу.
– Ты ещё к ним доступ получи, – сказал мальчик. – Никто ради пряников и со стула не встанет. И потом… где пострадавшая сторона? Где наш потерпевший кондитер?
– Так ищет! – всплеснула Ева руками. – В отличие от тебя! Носом землю роет.
– А надо головой, а не носом.
– Гриша хоть что-то делает!
– Он лицо заинтересованное, потому и роет. А я лицо незаинтересованное, – мрачно сказал Клим. – А она вот – лицо замёрзшее! – Он указал на Аню. – Ты бы подменила подругу? Она же тут задубела. Не стыдно?
– И подменю! Как раз собиралась! – вспыхнула Ева. – А ты стрелки не переводи, лентяй.
