– Укун, я представляю, что ты чувствовал. Но я пока не могу тебя простить, потому что в тот момент я все еще была живой! И мама Дани еще была жива! И сестра его, и Саша, и Татьяна. Ты поступил, как настоящий эгоист. Я бы помогла тебе, а ты мне. Мы бы вытащили друг друга, а теперь…! Да что говорить, что было, то было. Ты лучше скажи, где ты был.
– В Тибете в Гималаях.
– Ты ходил к нему?!
Он молчал.
– Так ходил или нет?!
– Неважно.
– Ходил, значит. Этот шарлатан тебя до дна выпивает, а ты все рад унижаться и искать то, чего не существует.
– Ты язык попридержи!
– А иначе что?! Ты и так знаешь мое мнение, я его не изменю!
– Да что ты вообще понимаешь?! Я тебя сейчас тресну, я не позволю тебе про него и слова сказать! Не смей!
– Так, ладно, стоп! Мы можем вечно ругаться из-за буддизма, твое мнение, как гранитная плита в Запретном городе. Ничем его не сдвинешь. Сейчас это так важно? Нет! Ну был и был. Надеюсь, что тебе это хоть как-то помогло.
– Он снова не захотел меня видеть, – ответил Укун с горечью, отвернувшись.
Я с жалостью посмотрела на него. Если бы я могла отдать ему свою смерть, то сделала бы это, не задумываясь. Будда Шакьямуни был единственным существом в этой Вселенной, кто игрался с Сунь Укуном и издевался над ним, как хотел. По крайней мере, я видела в его действиях издевательство и усмешку. Он делал вид, что может помочь ему избавиться от страданий и диктовал свою инструкцию, которой внимали миллионы людей. Он обещал им нирвану, но кто же мог доказать ее существование? Все верили на слово и мечтали в один прекрасный день прервать бесконечную цепочку перерождений. Нирвана, просветление, легендарная Шамбала… Нет там страданий, смерти и жизни. Нет ничего, кроме отсутствия. Будда Шакьямуни затуманил голову Царю Обезьян, сделал свой храм для него святой святых. «Живи по принципам буддизма, откажись от желаний… тогда забудешь страдания», – сказал он однажды. И все доверились ему. Видимо, этот мир воистину настолько паршивое место, что существа готовы хвататься за каждую сухую и хлипкую веточку.
Сунь Укун склонил голову перед Буддой, потому что тот оказался единственным, кто смог одолеть его. Когда остальные боги бросали под ноги обезьяны оружия, знамена и гордость, Будда явился и прихлопнул его одной-единственной ладонью, превратив ее в гору, сломал его гордость, заставил играть по собственным правилам, склонить колено перед буддийским монахом, наобещал вечность. По крайней мере, так эту историю бережно донесли рукописи, легенды и классические романы. Как было на самом деле и что в действительности происходило между ними, сгинуло в толще времени и превратилось в пыль.
Я обняла его сзади и стиснула в руках, стараясь хоть как-то утешить.
– Поехали домой, – сказала я тихо.
– Домой? – он засиял и, вскочив на ноги, подал мне руку. – Кстати, Ева… А это правда, что…?
Он, не досказав вопроса, осторожно раздвинул волосы на голове и увидел два келоидных шрама. По его глазам было видно, что он получил все ответы и молчаливо кивнул головой. Я умыла водой красные глаза и последовала за ним.
– Ева, я разбил мотоцикл, – признался он, с опаской взглянув на меня. – Я один раз на нем специально влетел в стену, а второй раз сиганул с серпантина в Синьцзяне…
– Дай угадаю, с «Небесной дороги» в Ташкургане?
– Дааа! – воскликнул он, расплываясь в улыбке. – Она самая! Мое любимое Памирское нагорье. Там падать довольно больно.
