Только тебе не заплатят.
Все так же, как было прежде.
Где началось, пусть закончится.
Я мечтаю уйти к побережьям,
И мне возвращаться не хочется.
Позволь смыть с себя отпечатки
Всех этих мертвых душ.
При жизни мертвы изначально,
Но оркестр сыграет туш.
И тянут все глубже цепко.
Устрой непристойный пир,
Поставив на шее метку,
Бритвою кровь пустив.
Губами прильнут и не пустят,
Вгрызаясь до жадных всхлипов,
До самого костного хруста,
Царапая грузом спину.
Позволь смыть с себя отпечатки.
Они все давно мертвы.
И ты с ними мертв изначально.
Но это всего лишь сны.
На моих щеках заживают шрамы.
Аккуратно подрисуй мне один из них,
Чтобы не остыл от инфекций в ране.
Чтобы написал странный новый стих.
Дай нам повод жить, и мы будем рады.
Дай нам шанс простить и прости себя.
Я смотрел на мир за стеклом экрана,
И нашел лишь пыль на чужих полях.
На чужих полях в их чужих тетрадях
Мы пустой расчет, что сотрется сразу.
Мы как мягкий грифель, и нас не хватит.
Тушью потечем и все смажем грязно.
Обнажи мне душу в этом карантине,
Я заклеил свои губы синей изолентой.
Я зашил свой рот, захлебнувшись в тине,
И нутро стало чистилищем пустых моментов.
Подсознание сыграет свой изящный эндшпиль,
И все слито почему-то, как бы ни старался.
Ноги тонут в тазике с бетоном, скрежет.
Этот скрежет изнутри – я внутри порвался.
Хочешь красоту увидеть в самом мерзком?
Я пытался в кислоте здесь увидеть воду.
Я бы научился, но разбился с треском,
Собираясь по частям, спотыкаясь сходу.
Смой это все…
Смой это все со мной.
Я не боялся идти в неизвестность.
И не боялся руками лезть в гной.
Я искал этот шанс, но мне там не место.
Смой это все…
Я ненароком схожу с ума.
Потому что не знаю, сколько еще так нужно.
Пара чисел на счете, два пальца опять у виска.
Пара мыслей – это мое оружие.
Смой это все…
Всю пустоту во мне.
Я треть жизни отдал, чтобы текстом ее заполнить.
И еще треть отдал другим, не себе.
Треть отдам, чтобы здесь ничего не помнить.
Смой это все…
Смой эту веру в жизнь.
Я на инстинкте отбора убьюсь об свою безысходность.
Смой этот мир или лучше другой покажи.
Мое сердце рвет кровью.
Оно жрет свою черную полость.
Ангелам наголо выбрило крылья
И бросило к краю промзоны.
Небо не хочет принять их такими,
Земле не слышны их стоны.
Души зашить и ступать по растяжкам
Бесплодного минного поля
Готовы они, как бы ни было тяжко,
Но бритва сечет с головою.
И нимб был разбит, на колючую ленту
Заменен им петлею на горло.
Я на это смотрел и от этого слепнул,
А потом лишь проснулся дома.
Только грустная исповедь серых стен
Будет литься о них лишь эхом,
Чтобы быть неуслышанной больше никем,
Чтоб приемника стать помехой.
Мы помехой здесь стали на кромке сна,
Чтобы тоже стать частью цирка.
Мы – не ангелы, знаешь, но не просто так
Под лопатками сложен циркуль.
Я зашью в карман самого себя,
Чтоб себя сохранить на память.
И глазницей пустой подмигнет дыра -
Мое небо, с которого падать.
Мы – не ангелы, знаешь, странно так,
Мы все живы по их подобию.
Позволь воспарить здесь хотя бы во снах,
Промзоны моей надгробие.
Если подфартит, то это все переболит,
И я проснусь на остове разрушенного судна,
Что понесет меня куда-то вне земных орбит.
И я вдохну всю пыль от звезд так безрассудно.
Все эти разговоры – ни о чем, я замолчал.
Ведь никому из них не нужно в этом мире больше,
Чем просто в безысходности лишь скверну излучать
И перегнить с остатками себя, грызясь за крошки.
