Не могу здесь сдаться, хоть и нету шансов.
Люди выпадают – подари им крылья.
Люди пропадают и о них забыли.
Люди догорают, остывая пылью.
Люди заплывают, захлебнувшись гнилью.
Люди опадают под огнем из тыла.
Этот мрачный круг именую былью.
Здесь все оседает ядовитым дымом.
Ты сжимаешь скальпель, только режет криво.
Мы разделим все – ноль в знаменателе.
Нам не повезет, отряд карателей
Душ своих немых, на показателях
Мне не видно мир. Он по касательной.
Я в себе убил, пулей на вылет
Все, что здесь любил – мы хоронили.
Все, что не добил – меня добило.
Все, что не срастил – нас не простило.
И полиэтиленовый
Мешок на голову,
Нам скотчем замотает
Жизнь вокруг горла.
А мы и не узнаем,
Каков был воздух.
Я на коленях полз
По грязи скользкой.
Ради ничего. Ради познания.
Каждый обречен в своих скитаниях.
Сломанным мечом на заклинания -
Просто ни о чем, лишь испытание.
Лишь бы было сердцу спокойно,
Но оно как тряпка половая.
Я вытру им все вырванное пойло
И на кафеле ногою распластаю.
Выйду меж толпы на эту стужу,
Но только каждый день не проморозит
Тебя до глубины, не тронет душу.
Здесь ничего, помимо нищеты не тронет.
И вглубь не западет, добром врастаясь,
А светлой памяти пятно тебя разъест.
Я выйду меж толпы, но с ней смешаюсь,
И спотыкаюсь с ней, и делаю надрез.
Надрез над этой опухолью мозга,
Надрез над этой опухолью будней.
Мы все умрем довольно так неброско,
Но мы и жили скудно на распутье.
Распутье между долгом и мечтами.
Меж выбором – бежать или упасть.
И мы друг друга в этот траур загоняли,
Лишь бы хоть что-нибудь здесь делать не стыдясь.
Но посмотри на все и посмотри на всех.
Такие лица безысходные, я с ними.
Мы выходили из артерий города на свет,
Вот только душу мертвую не скрыли.
Сколько с высоток сброшено?
Не важно – он счастлив, и ты сыта.
А я сыт здесь по горло крошевом,
Стекающим с вен по листам.
Я бы все это здесь пролистал,
Но войди в положение, цензор.
В этом омуте я вроде как Цезарь,
Но я омута сам арестант.
Из ближнего только лишь шепот,
Но спасибо ему, что дышу.
Моя жизнь – это просто осколок,
Застревающий в латаном шву.
Что-то видел и что-то пишу.
Что-то слышал, но лучше б не слышал.
Знаешь, пустота породит белый шум,
И мы все этим шумом дышим.
День за днем тебя давит тонна бездушного текста.
Как пантеон, в который ты больше не веришь.
Просто давит и ждет, когда позвоночник треснет.
Ты все смотришь и ждешь, когда добела истлеешь.
Посмотри сюда. Выбрось все эти строки.
Я хочу за всем этим просто быть человеком.
Живым человеком, живым и одним из многих,
А не просто кульком, зарытым и серо отпетым.
Просто скажи, потому что я не понимаю,
Куда все вложить мне, пока я еще живой.
Мне насильно писать и играть доводилось сценарий,
Только в титры не вписан и роли здесь нет никакой.
Ты не знаешь, не веришь, что у меня есть зубы.
Ты не знаешь, как я могу скалиться здесь вопреки.
Вопреки этой жизни, которая всех здесь губит.
Я губы кусаю, но не обнажаю клыки.
Хочу человеком быть, не просто убийцей знаков,
Оцифрованных намертво, что никому не нужны.
Я такой никудышный актер своего театра,
Но первосортная туша, что здесь обглодают псы.
Выбрось все. Выбрось здесь каждую строчку.
Это все как игра, в которую я проиграл.
Сотри мою жизнь и оставь хоть одну лишь точку,
Я за все это время здесь больше жизней терял.
Все стало легче, понятнее и проще.
Чужие балконы холодного лета,
До боли знакомые редкие рощи,
