Я, несомненно, потеряюсь здесь и снова задохнусь,
Ведь кроме глупых строк здесь ничего не выйдет.
Я телом в рабство этой жизни отдаюсь,
Всю душу выхаркав на землю, что распилят.
Распилят меж собой и не за так.
И почему мы все не можем вдруг признаться,
Что мы лишь паразиты на планете в облаках?
И строим только то, что породит нас задыхаться.
Не приняли и не хотели подпускать,
А я растил себя на пустошах отказов,
И этим мне дышать не привыкать,
Как грызть себя не привыкать мне раз за разом.
В моих глазах утонет рваный горизонт.
И это облако рванья на полустанках
Напомнит мне, что я здесь быть не мог,
Но я здесь засыпаю постоянно.
Ведь я здесь был, и я здесь еще есть.
Ты знаешь, мам, я лишь мешок с костями.
И больше ничего. И в этом весь.
Тот самый бездарь, жрущий грязь горстями.
Я рук не опущу и не сдаюсь,
Но, знаешь, победителей не судят.
Не судят, потому что каждый пуст,
В моих сраженьях победителей не будет.
Я прокажен давно, но кто здесь виноват.
Мне кажется, у жизни нет виновных.
По нам здесь только постоянно бьет набат,
У жизни есть лишь звук его условный.
Давай, наройте еще больше.
Вам ведь так нужно, а мне все равно.
А из тебя такой паршивый кройщик,
Латай мой труп, и это будет решето.
Давай, перекроим минувший день и день грядущий.
Ты соберешь и переврешь всю эту тень.
Ты все здесь разгребешь на всякий случай.
Ради каких-то скучных новостей.
Все эти люди прочитают и забудут,
А у меня внутри лишь клетка арматур.
Сияние тушил, вошел без стука,
Не в их сердца, а вглубь своих текстур.
Ты что-то знаешь, что-то еще вспомнишь.
Осушишь зубы, словно это важно,
Как будто вместе с этим что-то стоишь.
Мне так плевать на то, про что расскажут.
Ты выпадаешь из их зрительной памяти.
Им невдомек, они теперь теряют тебя.
Ты запираешься в единственной камере,
В которой штопаешь все это день ото дня.
Они читают все друг другу за спинами.
Они считают тебя странным, но корят не в глаза.
Ты здесь извечно был отбит и покинутый.
Они обидятся за все, что ты им не сказал.
Ты наблюдаешься лишь гладкими стенами,
И твоей точки на экранах нет проблеска.
Ты запираешься единой вселенною,
В которой нет больше жизни и поиска.
Ты безысходно один в этой темени.
Ты безысходно здесь не рвешь свою голову.
В тебе умрет даже тяга к спасению,
В тебе умрет здесь надежда на новое.
А они рыщут и дергают за полночь.
Они хотят лицезреть твое тело,
Они хотят разомкнуть твою рамочность,
Но там все пусто и там нечего делать.
Ты выпадаешь из их зрительной памяти,
Но ты им нужен только чтобы не встретиться.
Вы навсегда здесь меня потеряете.
И в мою камеру больше не вместится.
Оскалюсь, как волк,
Кипятком же внутри разлагаясь.
С тебя нечего взять, какой в этом толк.
С тебя этого хватит и так нахлебались.
Пальцы стянуты наледью.
Между спицами тысячи палок.
Я решил – не мытьем, так катаньем.
Головой бьюсь о клетку бетонных балок.
А ты смотришь и хуже некуда.
Я в ответ не отдам ни слова.
На спине краской белою: «Ненависть».
Это – все, что ты дал на пробу.
Нет путей никаких – эти стены стонут,
А ты тянешь меня в эту петлю глубже.
И тебе плевать, этот гроб – мой омут.
Улыбнусь ремню, вокруг шее туже.
Я кусаю локти, ничего – потерпим.
Я терплю всю жизнь ради веры в завтра.
У меня внутри лишь родная темень.
Эта жизнь вокруг – это моя плаха.
Ничего не выдав, сглотну поглубже.
Истирать до ран буду снова пальцы.
Не могу дать повод на свое удушье.
