Дети-одуванчики и дети-орхидеи - страница 10
В хрупкости орхидей заложена огромная сила и спасительная красота.
Изображение ребенка-орхидеи (на переднем плане) с группой других мальчиков на каникулах в Портланде, штат Мэн. Фотография Пола Дамато.
Похожее, хоть и придуманное изображение создал Уильям Голдинг, только в словах, а не в пикселях. Речь идет о дебютном аллегорическом романе писателя «Повелитель мух». Там мы встречаемся с одним из главных героев, юным Саймоном, который во время войны попал на пустынный остров в компании английских мальчиков школьного возраста. Ребята спаслись из потерпевшего крушение самолета и оказались на неизвестной, враждебной территории. Они становятся все более дикими, и постепенно всех охватывает некий коллективный страх перед призрачным «зверем», который прячется где-то на границе чувственного осознания. Саймон – определенно заброшенная в чужой мир орхидея – описан по-разному:
«Он оказался маленьким, щуплым, живым и глядел из-под шапки прямых волос, черных и жестких…»
«Необходимость толкала Саймона выступить, но стоять и говорить перед собранием было для него пыткой…»
«Может, – решился он наконец, – может, зверь этот и есть…» Вокруг неистово заорали, и Ральф встал, потрясенный: «Саймон, ты? И ты в это веришь?» «Не знаю», – сказал Саймон. Сердце у него совсем зашлось, он задыхался… Саймон растерял все слова в попытках определить главную немощь рода человеческого»[3].
Хотя и мальчик в синей рубашке Дамато, и Саймон у Голдинга – классический пример ранимости детей-орхидей, оба портрета передают их замечательную и часто скрытую силу. Это те дети, чья чувствительность и мужественность так нужны в нашем обществе. Они могут быть, как считал семейный консультант Сальвадор Минухин, «идентифицированными пациентами», которых приносят в жертву неблагополучной семье. Другими словами, чувствительность заставляет их эмоционально и психологически впитывать издержки неблагоприятных обстоятельств. Как мы видели на примере Джо и его семьи, идентифицированные пациенты – не обязательно дети – в условиях искаженных семейных отношений становятся метафорической «фигурой Христа», который «умирает» за семью, несет ее ношу страданий и боли, обеспечивая выживание и неизменность печальной, но насильственной дисфункции. Однако ребенок-орхидея может стать источником прозрения, креативной мысли и человеческой добродетели.
Мы с моими коллегами в процессе почти двадцатилетнего изучения обнаружили, что та же самая экстраординарная, биологически встроенная чувствительность, которая делает орхидей столь восприимчивыми к опасностям и бедствиям жизни, помогает им более полно открываться для жизненных даров и перспектив. В этом кроется интригующий и обнадеживающий секрет: орхидеи – это не просто сломанные одуванчики; они представляют собой другой, более хрупкий тип цветка. Но в хрупкости орхидей заложена огромная сила и спасительная красота.
Орхидеи – и дети, и взрослые, которыми они становятся, – в семье, в школе и в жизни временами выдерживают такие шторма, о которых другие едва ли подозревают. Как и одноименные цветы, они наделены и обременены повышенной чувствительностью к обитаемому живому миру. Подобно орхидеям, у них есть слабости, угрожающие существованию и здоровью, а также скрытые способности к жизни, полной красоты, добродетели и замечательных достижений.
Однако мы не ошибемся, если скажем, что такая чувствительность к внешнему миру может вытеснять или перекрывать опасности, знакомые нам по многолетнему опыту, – те ядовитые воздействия нищеты и усталости, войны и жестокости, расизма и угнетения, токсинов и патогенов. Сила и здоровье как орхидей, так и одуванчиков подвергаются этим и другим мировым угрозам. Детская бедность остается единственным и самым мощным определяющим фактором нездоровья на протяжении всей человеческой жизни. Но
Похожие книги
