Но несмотря на их возможную реакцию, я понимаю, что хуже, чем сейчас, уже не будет. Мне просто необходимо донести до него информацию о моем положении. Иначе так и буду мучиться, что приняла такое серьезное решение самостоятельно.
– У вас назначено? – спрашивает суровый мужской голос.
– По личному вопросу. Передайте, что пришла Ангелина Терехова.
Я остаюсь ждать у высоченных ворот. И по ощущениям стою там целую вечность.
Но наконец-то слышится щелчок и огромные кованые створки приоткрываются ровно настолько, чтобы пропустить меня.
Весь путь до особняка я иду напряженная, как струна. Ладошки потеют, и пульс частит. Добираюсь до крыльца словно в тумане. Дворецкий открывает дверь и проводит меня по роскошному просторному холлу с белым мраморным полом и мраморными колоннами.
Он распахивает двери кабинета, в котором я была лишь однажды и где меня окатили волной презрения и надменности. После этой встречи Глеб снял для нас квартиру и перестал появляться в родительском доме.
– Здравствуйте! – я перешагиваю порог и беру себя в руки.
Мария Эдуардовна, не поднимая головы, ставит размашистую подпись на документах и не реагирует на мое приветствие.
Я стою как вкопанная, не решаясь двинуться с места без приглашения. Но когда спустя пару минут она все еще игнорирует меня, беру дело в свои руки.
– Мария Эдуардовна, здравствуйте! – делаю несколько шагов к столу. – Извините, что беспокою вас, но у меня очень важный разговор.
– Говори, – приказывает она, так и не подняв головы.
– Я бы не стала приходить к вам… – сажусь в кресло.
– Я не разрешала садиться, – замирает она и ждет, что я послушаюсь.
На несколько мгновений я зависаю в полустоячем положении и растерянно моргаю, но все же опускаюсь на сидушку.
– Простите, но я сяду, – в груди вспыхивает злость.
Мало того что ее сын поступил со мной как настоящий мерзавец, так еще и женщина, воспитавшая подонка, хочет добить меня скотским отношением. Но я больше не позволю так обращаться с собой.
– Что тебе? – наконец-то смотрит она на меня, и от этого враждебного взгляда мурашки по коже.
– Я знаю, что Глеб… – делаю глубокий вдох, – собирается жениться на Снежане и не хочет со мной общаться. Но я считаю, что он должен знать о том, что…
– Так… – мать Любимова откидывает в сторону ручку. – А сейчас ты скажешь, что беременна? – ее идеальные подколотые губы изгибаются в надменной усмешке, и я теряюсь на несколько мгновений, не зная, как на это ответить.
– Да, я беременна, – достаю из сумки заключение врача и снимок узи, которые сделала после похода к терапевту и неудачного звонка Глебу. – Два плодных яйца.
– И? – женщина мажет взглядом по моим доказательствам беременности. – Ты ждешь поздравлений или чего? Денег?
– Я просто хочу донести до вашего сына эту информацию.
– А больше ты ничего не хочешь? – она откидывается на спинку кресла и стучит острыми ногтями по столу.
– Мне кажется, это нормальное желание, поскольку он имеет непосредственное отношение к сложившейся ситуации.
– Он ли? – её губы изгибаются в издевательской усмешке.
– Слушайте, просто передайте ему это.
– Ну передам, а дальше что? Думаешь, он разорвет помолвку со Снежаной и бросит все, чтобы играть с тобой в семью? – каждое ее слово полосует еще свежую рану, словно бритва.
– Да что с вами не так? – смотрю прямо в карие глаза, что унаследовал от этой жестокой женщины ее сын. – Неужели так сложно оставаться людьми и обязательно нужно растоптать, унизить, добить?
