Дети Ущербных Лун - страница 9

– К добрым хозяевам – и гости с добром, – Сак ещё раз низко поклонился, и новые знакомцы направились туда, куда повёл их светловолосый ведун-суми.

– Не так! Да не торопись ты, вот, смотри, как надо! – Олесь перехватил руку Рут с молотком, которым та лупила что есть силы, не столько гвоздь в доску забивая, сколько деревянную стену в щепы кроша. Привычной к любой работе рукой вбил ведун заартачившийся гвоздь в толстую доску. Вот и второе оконце прочным щитом сокрыто, даже рысьими зубами не прогрызть, когтями не процарапать. Олесь подмигнул Рут, вернул молоток и отправился посмотреть, как там старый знахарь с наружным запором на двери управляется.

Об этом некогда добротном, но давно уже заброшенном доме Олесь подумал ещё во время застолья у хлебосольного Михася-кузнеца, своего деда по матери. Познакомив Сака и Рут с немалым своим семейством и выспросив, что за нужда у вильдрингов пришлых в потаённом от глаз людских месте, занял Олесь давно облюбованный уголок возле окна. Отсюда и улицу видать, и все, кто за столом сидит, как на ладони. С самого начала ученичества Зейфира внушала понятливому пареньку, что у суми глаза всегда наполовину открыты, даже когда спит, а чутьё и вовсе спать не должно, ни днём, ни ночью. Даже в доме, за крепкими стенами, не укрыться человеку, постоянно следят за людьми охочие до их душ и крови злые твари. Потому и должен суми оглядываться вокруг стократ зорче. Особенно же если в доме празднество – любое шумное веселье для вечно голодной нежити что яркий огонёк для мотыльков, стаями слетаются.

Хоть на каждом, кто угощался в тот день за щедро накрытым столом Михася-кузнеца, и красовались искусно выплетенные обереги, самолично Олесем сделанные, но догляд лишним не будет. Потому и не пил хмельного мёду Комеш-Кар, только губы смачивал, а сам вспоминал дорогу, которой ходили они с Зейфирой к заброшенному жилищу неведомого лесного отшельника. Далеко от Ураз-Теримы уходили, с рассветом встав, только к ночи добирались.

Лучше места для превращения Рут в Виер-Яртыш и пожелать нельзя. До поселений урманичей не добраться – бурелом да топи не пустят. В Огневые горы путь лесной рекой пересечён, не кинется дарёнушка в бурливую воду. Зато непуганого зверья вокруг того дома видимо-невидимо, птицы болотной опять же, а вот охотники-одиночки те места стороной обходят, болотной нежити боятся.

Решил тогда Олесь, что не станет старому знахарю карту на чистой холстине угольком рисовать, а сам пойдёт провожатым с вильдрингами. Любопытство разобрало молодого ведуна – когда ещё воочию поглядеть удастся, как человек золотой рысью оборачивается? Сак, правда, сказал, что целиком Виер-Яртыши в зверей не превращаются – в отличие от истинных Двуликих. Только когти отрастают, острятся зубы да шерстяные полоски на руках, ногах и спине гуще становятся. Всё равно интересно глянуть! Сак от такого щедрого дара отнекиваться не стал, с радостью принял. По лесам в землях урманичей до изнеможения бродить можно, если тайных троп не знать, что обратно к людскому жилью ведут. С проводником, да ещё с суми, стократ надёжней, чем с одной только своей смекалкой. К тому же, время самое что ни на есть удачное выдалось – Ухира рубиновый край иззубрила, Аэ же в рост пошла. Всё сложилось, как будто загодя кто в единый узор собрал.

На том и порешили. Сак и Рут распрощались с Хэсом и его хильдринами, наказали передавать Юне, чтоб за котелками дедовскими следила в оба глаза, не забывала в очаге на огне. Прогорят, где потом старый Сак новые прикупит? В Ураз-Териму Олесь не стал возвращаться. За домом Зейфиры, в котором ныне и сам Комеш-Кар обосновался, Васыл с Тимехаром присмотрят, если кто из ураз-теримчан занедужит – к Зейне-повитухе на поклон сходит, она и в знахарстве тоже ведает. Олесь и раньше уходил из родного поселения, бывало, что и надолго – травы для зелий и оберегов собирать, ракушки-камешки по берегам озера Бик-куль разыскивать. С охотниками-рыбаками уходил, с лесорубами. И в одиночку – в те места, куда обычным людям хода нет. Несколько таких мест Олесю Зейфира показала, где грань между людским миром и его изнанкой тонка, словно шёлковая ленточка. В таких заповедных местах учатся суми различать обычные тени и облики нежити, видеть, как у ветра крылья колышутся, ловить его в силки, из собственных волос сплетённые.