– Дедушка! Смотри! У того человека глаза белые!
– Не белые, а серебряные, – приглядевшись, вполголоса поправил Рут старый знахарь. – Это ведун урманичей. На их наречии таких кличут «суми».
– А почему такие глаза?
– От силы ведовской. Ведуны-суми изнанку мира видят, с чудовищами сражаться обучаются.
– А ты ведь тоже ведун, дедушка? У тебя почему глаза серые, а не серебряные?
– Не ведун я, Рут, а знахарь. Чудищ видеть мне не дано, только знаю, как травами да камнями заговорёнными людей от них оберегать. И силы во мне нет чудодейской.
– А что ещё ведуны умеют?
– Сказывал мне мой отец, что суми с ветрами играючись управляются, всякого зверя и птицу понимают, будущее видят.
– Тоже хочу! – у Рут глаза в пол-лица распахнулись. – Этому можно научиться? Тоже хочу… с ветром! Дедушка! Давай спросим, может, этот суми меня научит? Я сама сейчас спрошу!
– Стой, Рут, нельзя так!
Не успел ухватить старый знахарь юркую девчушку за руку – только ледышки из-под кожаных сапожков брызнули. Замер Сак, не зная, чего ждать теперь – могучие они, суми, а вдруг этот светловолосый рассердится, и на Рут какое проклятие нашлёт?
***
То, что его догоняет кто-то быстрый и легконогий, Олесь понял, ещё когда догоняльщик далеко позади был. Но оборачиваться не торопился. Мало ли по какой нужде человек так бежит, может, и не за ведуном-суми поспешает. По одежде, браслетам-оберегам, по-особому заплетённой косе окружающим сразу понятно, что за ремесло у Комеш-Кара. Если за ним несётся легконогий – окликнет, а не за ним – так пусть себе дальше бежит.
– Иннайрэ! Суми-таэ, иннайрэ!
Вильдрингское наречие Олесь знал, Зейфира велела учить. Но на вильдрижанку подбежавшая девочка мало походила – высоконькая, худенькая, с зеленющими, как у дикой кошки, глазами. Кто ж она такая, каковых кровей?
– Что-то случилось? Могу помочь?
Рут опешила, услышав, как чисто говорит урманич-ведун на её родном языке. Потом расплылась в улыбке и затараторила так быстро, что Олесь и половины сказанного не разобрал.
– Прости мою внучку, суми, – старый Сак еле переводил дыхание, кинувшись-таки следом за Рут. – Вбила себе в голову, что можешь ты её научить с ветрами вольными управляться. Прости, сделай милость.
– Да за что прощать-то? – Олесь улыбнулся, сверкнули на зимнем неярком солнце белые, как жемчуг зубы. – Она же меня ничем не обидела. Только я не могу научить. Нет в девочке ведовской силы.
– Совсем нет? – Рут понурилась, зелёные глаза погасли, затуманились.
– Совсем, – Олесь вгляделся ещё раз в худое лицо, в нескладную фигуру. – Другая сила есть, но какая – понять не могу. Вроде как под пеленой спрятанная.
– Ты на самом деле могуч, суми, – Сак низко поклонился молодому ведуну. – Сокрытое сразу видишь. Может, ты нам подскажешь, где место в ваших лесах есть, чтоб добраться пешком можно было, но чтоб люди поблизости не жили?
– А вам зачем такое место нужно? – Олесь сходу признал в старике собрата по ремеслу. У вильдрингов ведунов нет, но знахари-травники обязательно в каждом селении живут. От степенного старого вильдринга особое, лишь глазам ведуна видимое сияние исходило и целебными травами пахло – еле заметно, но явственно.
– Долгий разговор. Лучше бы не на улице его вести, а подальше от досужих ушей, да и морозно сегодня.
– Тогда милости прошу в дом моего деда, – Олесь махнул рукой в сторону кузницы и большущего домины рядом с ней. – Добрым гостям в нём всегда рады.
