Детство - страница 26

Учитель запахивает халат на коленях:

– Ну, а теперь за уроки!

Сироты и бедняки перешептываются: «Что будем делать?» Все мы расстроены.

Немного погодя учитель поднимается. Обращается к одному из чтецов корана, худощавому подслеповатому парню лет двадцати, в рубашке с «духовным» воротником, говорит:

– Ты присмотри за ребятами, у меня кое-какие дела есть. Я сейчас же вернусь.

Как только учитель уходит, в комнате поднимается шум, гвалт, начинается потасовка. Бедняга подслеповатый кары пищит тонким жалобным голоском:

– Перестаньте! А то, смотрите, вот камча! Занимайтесь! – Будущим чтец корана пытается подействовать на класс угрозой, потом начинает упрашивать слезно: – Ребята, как не стыдно?

А ребятам хоть бы что: перемигиваются, хохочут, передразнивают кары. Шум, буйство разгораются все сильнее. Начинается драка. Мы, малыши, ухватившись за руки, устраиваем качели, кувыркаемся, ходим колесом. А старшие переругиваются, дерутся. Одного уже избили до крови. Есть в школе здоровенные парни, мастера борьбы и кулачных расправ. Часть из нас выбегает во двор и затевает игры.

Неожиданно возвращается учитель. Мы разом летим в комнату. Рассаживаемся по местам и тотчас принимаемся за уроки. В комнате – пыль до потолка, циновки разбросаны, разорваны в клочья…

Учитель, сдерживая гнев, молча опускается на свою подстилку. Подслеповатый кары дрожит от страха, жалобно мяучит:

– Господин! Я и кричал на них, и бранился… Никак не мог сладить… Слепой я, что поделаю, никто меня не слушается…

Учитель был очень расстроен.

– Открой окошко! – приказал он одному из учеников. – Бой-бой-бой, пыль какая!.. – Он долго кашляет, потом кричит, краснея от гнева: – Занимайтесь своими уроками, окаянные? – Хватает в руку плеть, но почему-то никого не бьет.

Учитель достает из нагрудного кармана часы. Мельком взглянув на них, говорит:

– Урок кончился, дети! Ты, ты, ты… – Тыча указательным пальцем, он отбирает десяток учеников. –Приоденьтесь почище и возвращайтесь. Пойдем читать молитву над больным. – И чуть приметно улыбается: – Предвидится хорошее угощение.

После довольно короткого на этот раз чтения корана он отпускает всех по домам.

Вернувшись домой, я тут же пристаю к матери:

– Учитель велел принести деньги на уголь, на циновки, сейчас же приготовьте!

– Вай, смерть моя, ты с ума сошел! Ни с того, ни с сего вдруг подавай ему деньги. – Мать, занятая шитьем тюбетеек на террасе, сердится, бранится. – В своем ли ты уме?! На циновки деньги, на уголь деньги,а там еще на плеть деньги… Куда он будет девать деньги, ваш учитель, сгинуть ему?!

– Вы должны найти! Иначе учитель завтра в школу меня не пустит.

– Что ты там говоришь? – кричит из комнаты бабушка, занятая латаньем одеяла. – Учитель твой, сгинуть ему, скупой, жадный, то и дело – денег, то и дело – денег ему. Я что, сама делаю деньги? Сам, сгинуть ему, богач, коня имеет, барашков имеет, и все ему мало. Пусть твой учитель берет деньги на уголь у людей денежных, обеспеченных! Отец твой, бедняга, лишь изредка еле-еле соберет и пришлет три-четыре рубля…

Я не желаю считаться ни с бабушкиными, ни с материнскими возражениями и уже сердито кричу матери:

– Завтра с утра деньги должны быть, иначе я не пойду в школу!

Подошедший к этому времени Иса, видимо, услышал шум, поднятый мною, говорит, вешая сумку на колышек:

– Чего ты расшумелся? Учитель ведь дал неделю срока, а за это время что-нибудь придумаем.