– Вы обещали, – прохрипела девушка в его руках, но ее янтарный взгляд отливал сталью, как и прежде, – обещали, что отпустите меня, и я совру отцу, если все сделаю сама…
Теперь дею все стало ясно. Островитянка просто заговаривала ему зубы! Задавала многочисленные вопросы, имитируя живое любопытство, пыталась пролезть в душу, напоминая о том, о чем он не желал вспоминать. А это ее «давайте поговорим еще»? На что она надеялась, когда пыталась обвести вокруг пальца его, бога?! Неужели, как и днем на пиру, принцип «люблю – не люблю» значил для нее больше доводов здравого смысла? Он же почти поклонялся ей, ее телу, не насиловал ее, не был груб.
Не был. До этой поры.
Намотав чудесные волосы на кулак, Рогар с диким рычанием потянул девушку на пол, поставил на колени. Нажал на челюсть, распахивая рот. Дернул вниз шоссы, высвобождая наконец член, болезненно пульсирующий в ладони. С первого раза достал до самого горла. Лицо нежное, черты тонкие. Он словно пачкает пастельную дымку грубыми мазками дегтя. Девчонка поперхнулась, из глаз брызнули слезы, но он знал – не плачет, как не рыдала и под свист плетей, просто сработал рефлекс.
Чуть двинулся назад и снова забился как можно глубже, крепко удерживая ее за волосы, чтобы не смогла отстраниться. Да, он виноват в том, что целовал эти губы не слишком нежно, что кусал их, обуреваемый слишком непонятным для девушки желанием, жаждой секса, известной лишь тому, кто уже испробовал этого хотя бы однажды. Но все же брать ее собирался не так, не так…
Но рачонок пришла не к нежному любовнику, не к внимательному мужчине, которым Рогар хотел бы стать для нее в эту ночь, а к жестокому дею, богу-убийце других богов, и теперь ему оставалось лишь оправдать ожидания. Мышцы ее горла стиснули его член так, как он не мог раньше и представить, девушка дернулась, задыхаясь, и это окончательно сорвало его самообладание. Тугая пружина свернулась внутри и со щелчком распрямилась, Рогар почувствовал, как семя выстреливает, раз, другой, опустошая его и наполняя ее до отказа. Оргазм длился и длился, выкручивая его нутро, и казалось, это не закончится никогда.
– Теперь сделка точно состоялась, – прошипел дей, согнувшись пополам от последнего невыносимо приятного спазма и глядя прямо в янтарные глаза, подернутые пеленой чистой воды, наполненные ужасом и болью. Ну вот и конец. Вот он и добился своего. – Я обещал твоему отцу, что пролью в тебя семя, а уж куда оно попало – не моя беда.
Он медленно вышел из ее рта, и одна капелька, светящаяся в полумраке, как и полная Благословения мазь, как и практически любая жидкость его нечеловечного тела, потекла из уголка губ по подбородку рачонка. Испытывая почти физическое отвращение, Рогар разжал пальцы, и девушка упала на четвереньки, кашляя, глотая воздух и захлебываясь слезами. Волосы плотной пеленой закрыли лицо, худенькие плечи вздрагивали, и ему тут же стало стыдно за то, что он с ней сделал. Ярость схлынула, как морская волна, оставив после себя белую пену мертвого оцепенения.
– Убирайся, – глухо приказал Рогар и отвернулся. Он не желал больше видеть ни ее, ни кого-либо другого. Даже себя на этом острове и в этом шатре, если уж на то пошло. Какое счастье, что у него всего один глаз, это сокращает поле зрения вдвое.
Едва слышный шелест полога подсказал, что девушка убежала, а дея распирала такая злость, что, казалось, он может убить кого-нибудь, если рискнет высунуться из шатра за выпивкой. Несмотря на то, что кончил, Рогар не чувствовал облегчения, даже наоборот. Он только распалился больше и жаждал еще сильнее, но понимал, что мечтает о невозможном. Есть вещи, которые неподвластны даже дею. Женское сердце, например.
