- Анна, ты поела?
Голос отца изменился. Со мной он разговаривал жестче.
Анна не ответила. Только на меня смотрела затравленным взглядом. И глазами заплаканными. Я помнил ее еще молодой девушкой – правда, очень смутно. Мне было чуть больше пяти, а ей чуть больше двадцати. Почти как сейчас Диане.
Вижу, что Анна тоже меня вспомнила, только теперь вместо маленького мальчика она видит во мне зверя. Такого же, как мой отец.
Анна похоронила мужа и единственную дочь.
Пережила изнасилование отца. Вижу на руках синяки. Кровоподтек на губе.
Я уверен, что за эту неделю он уже тронул ее.
Что безумцу неделя по сравнению с двадцатью годами?
- Что ты собираешься с ней делать?
- Любить, Эмин. Любить.
Своей больной любовью.
Из соседней комнаты выходит психолог. Разрабатывал план лечения. Отец отвлекается от меня, и тогда я делаю шаг в комнату Анны.
Стою на пороге, пока Анархист увлечен разговором об Анне.
Двойная игра заставляет меня рисковать. Я невзначай кладу руку в карман, а вынимаю ее с полоской таблеток. В упаковке 21 штука. Противозачаточные.
Роняю блистер на мягкий ковер и носком ботинка толкаю его под шкаф. Все мои действия сопровождаются внимательным взглядом Анны.
Она мудрая женщина, я уверен. Поймет, что к чему.
- Пойдем, сын. У меня сегодня много дел.
- Конечно, отец.
8. Глава 8
Диана
Смотри в окно. Листай каналы. Читай книги.
Приготовь что-нибудь.
Со злостью вытираю слезы, считая часы после его ухода. За окном уже давно стемнело, и мне становится не по себе. От видов на реку холодную, черную, глубокую. От вида на колесо обозрения, которое по ночам ассоциировалось у меня с аттракционами и клоунами. Монумент вообще пугал своим величием…
Я не полюбила город Волгоград, хотя у нас могла быть совсем другая история.
Встаю, чтобы плотно задернуть шторы и закрыть балкон, но слышу поворот ключей в замке и срываюсь в коридор.
Больше не плачу, потому что не хочу четвертой пощечины.
Да, я считаю удары. И каждый запоминаю.
- Ты вообще уходила отсюда?
Эмин улыбается, завидев меня на пороге. Смотрю на него исподлобья и жду, когда он скажет, что с моей мамой все в порядке. Что она жива.
Он молча запирает дверь. Кладет ключи себе в карман.
За весь день одиночества и смертной тоски я многое сумела понять. Я попала в настоящий жестокий мир со своими реалиями. Здесь лучше снять розовые очки и как можно раньше понять эту новую жизнь.
И я попыталась понять Эмина.
Анархист жесток: он двадцать лет гонял мою семью по всей России, а затем жестоко расправился с моим отцом и должен был расправиться со мной.
- Моя мама… с ней все хорошо?
Сердце замирает на долгие секунды, пока Эмин молчит.
- Она жива.
- То есть не в порядке? – сглатываю ком в горле.
Я должна быть благодарна Эмину за спасенную жизнь, но что будет дальше? Пощечины будут продолжаться? А его двусмысленные намеки и взгляды - к чему они приведут?
- Я все поняла, Эмин.
- Что же ты поняла, моя девочка?
Он скидывает с себя бежевое пальто и вешает его в шкаф. Странно: ему бы больше подошло черное. В цвет его агрессивной натуры.
- Из-за меня ты ввязался в войну с Анархистом. Ты спас мне жизнь, и теперь я должна помочь тебе. Давай мы вместе подумаем, как посадить его в тюрьму и отвязаться от его многолетних оков?
- Весь день готовила речь?
Эмин следует на кухню. Я за ним.
Я сняла свои вещи, в которых уезжала из Сибири, только не выкинула их, а спрятала. Переоделась в домашнее – здесь вся одежда была по моим размерам. Это казалось мне странным.
