- Помни. Даже спасители требуют оплаты. – Его губы плотно прижимаются к моему уху, чтобы прошептать: - И я когда-нибудь её с тебя потребую, воробушек.
Он отпускает меня из-под власти собственной энергетики. А я дрожу.
Громов же спокоен, ленив и расслаблен.
- Если подруга твоя объявится, гони в шею и ссылайся на меня, - даёт последние ЦУ.
- Да уж… подруга, - вздыхаю, думая, как я могла так ошибаться в Ляле.
Хотя она мне с самого начала странноватой показалась. Как-то мы возвращались на метро, так она меня за грудь прихватила на эскалаторе с какой-то похабной шуточкой. Ни одна из моих подружек себе такого не позволяла, а мне бы просто в голову не пришло так с кем-то сделать. Но я всё списала на её лёгкий характер и пошловатый взгляд на жизнь. А стоило бы напрячься.
Звание доверчивая овца года уходит мне без вариантов.
- Сам-то ты там как оказался? – решаюсь задать вопрос, который мучает меня уже какое-то время.
- Позвали.
- И часто тебя… в подобные места зовут?
- Случается.
- Так ты, Громов, теперь с бандюками тусишь?
- У меня в знакомых, скажем так, разные люди имеются.
- Понятно.
Хочу отвернуться, но Юрка опять хватает меня за подбородок двумя пальцами. Я замираю, не понимая, что он собирается делать.
Атмосфера в салоне внезапно накаляется. Собственное дыхание становится слишком громким. Единственное, что вижу – губы Громова, которые что-то мне говорят.
Боже… сколько времени я сходила по нему с ума! Как хотела, чтобы он меня заметил. Не как соседскую девчонку, а как женщину. И вот.
Подушечка его пальца мягко касается уголка моих губ, и я, наконец, слышу короткое:
- Прикусила.
Язык выныривает изо рта, слизывая солёную капельку крови. Видимо, я действительно от напряжения так сильно впилась зубами в губу, что та лопнула.
Громов убирает руку, но взгляд не отводит. Но его густые ресницы скрывают от меня выражение глаз, так что я без понятия, о чём он думает.
Может, о чём-то запретном?
Дышу чаще…
Приходит шальная мысль, а что если… а что если и не придётся нам любовников изображать? Что если…
Но как приходит, так она и уходит.
Погода, как говорят, меняется. И настроение Грома. Он словно потерял ко мне всякий интерес. Кажется, я рискую сдохнуть от его контрастов в самое ближайшее время.
Он отодвигается, кашляет в кулак и первым выходит из машины.
Ступни протестуют, когда я встаю следом. Высокие каблуки, будто приспособление для китайских пыток, кажутся мне стеблями бамбука, который специально чей-то изощрённый разум решил врастить в мои пятки.
- Пошли, - подгоняет Громов.
- Сама дойду.
- Не спорь, - отрезает и, беря под локоть, тащит к парадной.
- Хватит! – строго. – Хватит меня таскать, как собачку за поводок. Хватит, Громов!
Делаю резкое движение рукой, вырываясь из его захвата.
Юра улыбается губами, но не глазами, приподнимает брови, как бы соглашаясь и указывает на дверь.
- Давай. До утра с тобой не буду возиться. Двигай булками.
- И не надо со мной возиться, - тараторю, как заведённая, задетая его комментариями. – Я не просила со мной возиться. Спас, благодетель. И на том спасибо. Дальше сама разберусь.
- Ага, видел уже, как эффектно ты умеешь разбираться. Иди-иди, - тыкает в спину, поторапливая.
Благо мне недалеко. Квартира на первом этаже.
Поднимаемся по короткой лестнице в четыре ступени. Дрожащей рукой шарю в сумочке в поисках ключа. Нащупываю металлический штырь для ригельного замка.
