Аластор вернулся домой. А когда истекли четыре часа, открыл глаза и сел в гробу.
– Зараза! Как же все чешется под этими сраными ожогами! – он отодрал полоску фальшивой кожи с лица.
– Рита! Да ну что б тебя, курица тупая, где ты болтаешься? Я уже очнулся!
– А дальше – самое главное! Похороны! – объяснял Аластор и жестикулировал пивной банкой, поливая пеной дорогой ковер на полу.
– Пока все в шоке, меня тихонько отвезут домой, а ты разошлешь приглашения на похороны. Законные похороны, у тебя уже будет свидетельство о моей смерти! Я снова сделаю грим с ожогами, только поменьше, что бы меня было легко узнать, опять вколю фторомицин, и наглухо отключусь на четыре часа, так что хоть режь меня.
Тело ты выставишь для прощания, в закрытом гробу, в скромной церкви на окраине города. Гости будут только приглашенные, журналисты, коллеги, друзья, короче – все, кто меня ненавидел. Я накидал список, там самые тупые сволочи мира, и они точно полезут к тебе с расспросами. Будут спрашивать, кому достанется мой театр, кто наследник, что с авторскими правами на мои номера.
И ты опять устроишь истерику, как обычно, наорешь на них, и откроешь гроб, будешь верещать: «Вы это хотели увидеть, это?». Пусть они увидят мой труп. Пусть хоть даже потрогают и убедятся, что я мертвый, и что гроб не пустой. И ты скажешь, что все доставалось Чантаре, что я все завещал ей.
– Ей? – Рита вздрогнула.
– А что ты напугалась? Боишься денежку потерять? Не трясись, я не писал завещание. Пока это просто повод обвинить Чантару в моем убийстве.
Ты выгонишь всех и скажешь, что надо срочно зарыть тело, что с тебя хватит. И меня отнесут в склеп. Там я очухаюсь и выберусь из гроба. В склепе есть все самое нужное – интернет, вентиляция, запас еды. Я просижу там этот день и еще один.
Тут начнутся вопросы, окажется, что расследования еще не было, а ты еще и обвинишь Чантару, скажешь, что ей уж очень выгодна моя смерть! Что она меня убила, все подстроила, а ты теперь требуешь провести вскрытие. И эксгумацию! Следствие тебя поддержит.
А я вернусь в гроб. И вот теперь представь: вы вскрываете склеп с покойничком. Вытаскиваете гроб. Открываете его.
И я сажусь в нем. Живой и обгорелый!
Я поднимаюсь из гроба после нескольких дней смерти, и иду к реке. Там от склепа двести метров до речки, она мелкая, но мне хватит. Я иду к ней и падаю в воду. Грим будет не стойкий – он сразу растворяется, и я восстаю из воды, воскресший и исцеленный. И говорю, что меня вернул бог!
– Бог? – Рита снова вздрогнула.
– Бог! Я умер и воскрес – это вам не просто дурацкий фокус, это чудо! Я расскажу, как был мертв, как видел ад, рай и чистилище, как говорил с богом. И как он назначил меня своим новым мессией! Я напишу книгу, стану святым. Я восстану из мертвых, исцелюсь от ожогов и разложения у всех на глазах! Да они будут на меня молиться. Буквально!
Аластор расхохотался.
– А тебя, женушка, назначу в моей церкви вторым апостолом, если будешь хорошо себя вести.
– Вторым? – переспросила Рита.
Аластор не ответил. Он грезил святостью и толпами, которые молятся на него, и сам не заметил слово «вторым». Кто та, кого он назначит первой, Рита и так знала. Две ассистентки в одном шоу – это всегда не к добру, а в одной постели – тем более. Особенно если одна из них будет на самом деле верить в воскрешение Аластора, и молиться на него. Буквально!
