– Егор, я хотела, чтобы они в комнате прибрали!
– Придут, приберут, ну чё ты, Ксюш, лето же на дворе?! Надь, пойдем на кухню. – И, наклоняясь к жене, сказал: – Мы недолго, потом я помогу по дому, ага?
– Хорошо, – вздохнула жена и пошла командовать своей оравой.
Надежда присела на табурет и выложила Егору всё, что узнала от Валета.
– Надя. – Брат с каждым её словом всё больше напрягался и, выслушав, сказал: – Надо подумать, что говорить, если возьмут за жабры!
– Надо! Для начала, я позвоню, скажу, что муж пропал, а пока они ищут, пока что…
– А если тут Валет залезет? Скажет, видел, покажет, пойдут смотреть, к Димке пристанут. Не, если утаивать, то ещё хуже будет.
– Ты думаешь, надо сразу заявлять? А на кой хрен я обзванивала всех, искала его?
– Надя, ты поторопилась!
– Поторопилась? Умник нашелся!
– Ну, обожди-обожди, я ж не к тому. Это ничего, что звонила, кому какое дело, кто это вспомнит? Может, ты его вчера искала?
– Ой, Егора, чё ты говоришь. Блин, так запутанно всё. А может, пусть бы его нашли, не будем сознаваться, и всё тут? Господи, на кой хрен этот рыжий чёрт потащился на рыбалку?
– Да, не стыкуется много чего. Ты давай иди домой, а я к Димке схожу, покумекаем с ним.
– Егор, скоро все на ушах будут, давай мухой. Я лучше тебя тут подожду, мне к тебе лишний раз ходить – светиться ни к чему.
– Давай! Как некстати всё, и Ксюшка опять беременная, – запричитал он, собираясь уходить.
– О, будет, за что бороться. Иди давай быстрее, ворчит ещё!
Егор убежал, попросив жену, без особой надобности к сестре не приставать.
– Я щас приду!
* * *
Он зашел в калитку дома, где жили Прудины. Залаяла собака, на крыльцо вышел отец Димы, высокий и грузный Петр Иваныч, дядька лет пятидесяти.
– Здрасте! – чуть извиняясь, начал Егор.
– Здоровей видали! – недружелюбно ответил отец.
– Мне бы Димку. – Он нервничал.
– Зачем тебе? – Отец стоял, как крепость.
– Поговорить. Ну, надо… по делу, срочно!
– Спит он, – не спеша отвечал Петр Иваныч.
– Понимаю, но надо мне его, позарез.
– Позарез. Вон на веранде, только под утро пришел. Поди вместе шлялись? – Отец достал папиросы и закурил.
– Да что вы, я не по этому поводу.
– А я ничё и не сказал, просто смотрю. Вроде не якшаетесь, а тут принесла тебя нелегкая.
– Да я, мне… можно к нему? Разбужу, так разбужу!
– Иди, раз пришел! – Петр Иваныч пошел по двору, к бане.
Егор быстро заскочил на веранду. Димка не спал, выглядел уставшим и озабоченным.
– Не спишь?
– Уснешь тут! Это я для родителей, чтобы отстали.
– Понятно.
– Димон, ситуация ваще атас, надо договориться. Надька щас на кухне у меня, ждет, чё решим.
– Говори.
Мужики совещались недолго. Когда Егор вернулся домой, Надя пила чай в одиночестве, дома было тихо.
– Надь, мы вот чё сообразили. – Он в деталях стал рассказывать ей разговор с Димкой.
Она молча кивала, соглашалась, потом поднялась с места:
– Ладно, пусть будет, как будет, даже если будет наоборот!
– Надя, да чё ты, прорвемся, – подмигнул он, но это вышло как-то неумело и скорей обреченно, чем ободряюще.
– Знаешь, я как подумаю, что Лёша сейчас лежит там, на каком-то берегу, в ракитнике. Надо было сразу ничего не скрывать!
– Надя-Надя, ты это брось, это уже делу не поможет, решили, и всё.
– Дура я, Егор, и вас втянула в это, дважды дура.
– Теперь уже поздно, Надь. А помнишь, Пальма умерла?
– Помню, ты к чему это?
– Да к тому, что хоть и собака, но какая умная была, смотрела всегда, как ребёнок. Игрались с ней и не кусала же она, как ни дразнили?
