– Ой, Лиза. – Он, привстал, взял его, выпил. – Не спрашивай, налей лучше ещё.
Она хотела было возразить, но вспомнила, какой разговор предстоит, и покорилась – может, добрее будет. И правда, лучше не спорить сегодня. Да и давненько он не приходил в таком настроении. Видно, опять мучает его проклятая нога.
– Лежи, Вася, лежи! – сказала она и протянула вторую порцию настойки. – Потом поговорим.
– Да, потом… ужинайте без меня!
– Конечно, Васенька. – Она забрала рюмку. – Чё это я. Ты лежи. – Лиза ушла на кухню.
Через некоторое время до неё донеслось:
– Почты не было сегодня?
– Не, завтра вродь должна, – ответила она мужу. Мысль о предстоящем разговоре не давала покоя: «О-хо-хо, знатьё бы, что так всё будет, подготовила бы его. А теперь как оно пройдет? Да чего уж, семь бед один ответ».
Она зашла в детскую, Колька возился с машинкой, Танечка слушала Зою, которая сидела рядом и читала ей книгу. Мать сказала, что отцу плохо и чтобы они были потише, а она, мол, пошла накрывать на стол и скоро всех позовёт.
Чуть позже почти в тишине они и поужинали. Лиза переживала, что отец услышит, и всё время просила всех говорить меньше. Впрочем, они итак вели себя тихо, кроме Кольки, который сегодня много кривлялся. Танечка сидела виновато, ела медленно, без аппетита. Брат всё задирался: то в тарелку ложкой залезет, то от её хлеба отщипнет кусочек.
– Коля, отстань от сестры!
– А чё она молчит?
– Я ж тебе сказала, что отец болеет, нет же, ты за своё. Таня вон не шумит и ты давай угомонись!
– Да она тока сёдня молчит.
– Цыть! Всё он, чи́сто, знает.
– Мам, я не хочу больше. – Таня отодвинула тарелку с гречкой, не съев и половины.
– Оставь. Пряники будешь с молоком или с кака́вой?
– Не, мам, я пойду.
– Иди уж! – Мать махнула рукой.
– Матхёна не ест, я тоже не буду! – заканючил Колька.
– Сядь и доедай!
– Спасибо, Лиз, давай, я посуду помою. – Зоя закончила ужин и вызвалась помочь.
– Да не надо, я сама. Ещё сви́ньям заодно на утро наведу́.
– Ладно, но в следующий раз – я!
– Успеешь ещё наро́биться, Зой.
– Пойду тоже лягу пораньше, устала сегодня чё-то.
– Иди, иди. Мне ещё с Васей говорить.
– Может, и я с тобой?
– Не, вы там сидите, не высовывайтесь. Мы сами тут. Кричать будет, так уж помолчите. Посмотри за ними там.
– Знамо дело, выученные уже.
Все разошлись. Лиза принялась мыть посуду, и только разложила тарелки по местам, присела с полотенцем в руках, зашел муж.
– Положи чё-нить. – Он грузно сел на свое любимое место у окна, на большой коричневый табурет.
– Я мигом, Васенька. – Она снова вскочила, несмотря на навалившуюся вдруг усталость, и начала выставлять на стол еду.
– Чё сказать-то хотела? – начал он.
– Да ты поешь, потом уж поговорим. Устал поди? – Лиза заговорила быстро, было слышно, что она волнуется.
– Говорить – не работать, торопиться не надо. Чё там стряслось-то опять?
– Да тут такая история. – Она, сбиваясь от волнения, рассказала всё, что знала про находку дочери.
Отец слушал не перебивая, только хмурил брови, выдвигал челюсть вперед да ходил желваками. Это не предвещало ничего хорошего.
– Всё?! – спросил он, когда она закончила.
– Всё, Вася, ну ты уж её… – Она не договорила, он уже кричал.
– Танька! Иди сюда!
Наступила тишина. Никто не шёл.
– Я кому говорю? Подь сюда! Быстро! – повторил Василий Николаевич ещё с большей злостью в голосе.
На крик из комнаты выбежали трое: Таня, Колька и Зоя.
– А вас чё принесло?! – сурово спросил он.
